Страница 2 из 97
Без тени злорадства на квадратной роже с жирным бровями и бездонными носогубными складками Туй-Кту медленным упругим шагом направился в сторону женщины. Та оскалилась, предупреждающе зашипев. И жертва, и приближающийся к ней рок думали об одном и том же: о старшем вожде народа, умершем около двадцати лет назад. Немногим уступая Ай-Ягу в жестокости и цинизме, он находил отдохновение души в издевательствах над молодыми, вступающими в воинскую пору юношами и девушками. Об этом отце-командире по сию пору слагали мрачные легенды. Выпестованная им молодежь нынче пребывала в числе тех, кого принято называть цветом любого сообщества. К Ай-Гайле, в отличие от собратьев по касте, судьба отнеслась более немилосердно – она была дочерью достопамятного вождя. И теперь пожинала плоды его деятельности. До сих пор у нее было два защитника перед лицом мести: муж, бывший одним из лидеров воинского сословия, и законы неприкосновенности воинов. Одна женщина из высшей касты людей и несколько минут позора лишили Ай-Гайлу всех барьеров между ней и мстительными собратьями.
Туй-Кту печатал шаги, огибая стол, и верховный вождь мерно отмечал каждый, пристукивая кулаком по подлокотнику своего кресла. Бух-бух-бух! Туй-Кту навис над женщиной, нагнулся и молниеносно ухватил ее за шею, едва увернувшись от лязгнувших зубов. Жрец вытянул шею, стараясь не упустить ни одной детали предстоящего издевательства. Бух-бух-бух! Он продолжал монотонно отсчитывать последние секунды, отделяющие женщину от очередной ступени позорной лестницы в бесчестье. Туй-Кту вонзил ей палец в точку, где кончалась грудная клетка, и женщина ненадолго обмякла. Он обхватил ее левой рукой за талию и рывком поднял с пола. Правой, удерживая шею, толкнул начинающее оживать тело вперед, крепко вцепившись в бедра. Ай-Гайла даже не стояла на полу – буквально висела, сложившись пополам. Бух-бух-бух! Жрец кивнул – по его лицу невозможно было понять: нравиться ему происходящее, или же он ожидал чего-то похлеще.
Ай-Гайла окончательно пришла в себя и забилась, пытаясь хотя бы лягнуть карателя – дотянуться до него руками было и вовсе уж не по силам. Опыта Туй-Кту не занимать – изнасилование было излюбленным времяпрепровождением воинов. Он вошел в нее по-скотски грубо. Злобный вой женщины швырнул трех батрачек на пол. Бух-бух-бух! Кулак жреца бил в подлокотник. Бедра мужчины таранили лоно женщины. Сердечки скрючившихся на полу юных девочек прорубались сквозь грудную клетку вслед за вылетевшей от страха душой.
Бух-бух-бух! Ай-Яг едва уловимо ускорил темп, и Туй-Кту подчинился ему. Жрец вперил равнодушный взгляд в три нервных комка плоти, валяющихся у стола. Они были здесь уже неделю. Больше полугода он никогда не держал при себе таких девок: не желал видеть их тупого привыкания к боли и унижениям. Да и тайну своих пиров с вождями охранял со всем чаянием. Эти же привыкнуть еще не успели, угождая жрецу животным страхом обезумевшей беззащитности. Бух-бух-бух! Жрец брезгливо присвистнул, и одна из батрачек быстро поползла к нему, неловко разворачиваясь задом. Ее била такая дрожь, что она не сразу умудрилась встать в надлежащую позу, сложившись вдвое и упираясь вытянутыми руками в пол рядом со ступнями. Одной рукой он откинул полы рясы, подтянул девушку к себе и резко вошел в нее. Бух-бух-бух! Его рука с бесстрастностью метронома продолжала задавать ритм, а ноздри раздувались, втягивая обожаемый запах страха, ненависти, крови и сырого мяса.
«Так говоришь: этот пир – не последний?» - холодно бросил он.
«Клянусь своей кровью», - озвучил воин цену полученного от жреца дара.
2
– Моя госпожа, – донесся из гардероба слащавый низкий голос горничной, – вы уже решили, какое платье наденете на ужин у господина Вилборна?
– Неа, – лениво протянула стройная красивая девушка, развалившаяся на софе. – Все как-то выбрать не могу.
Она покачала висящую на кончике стопы переливающуюся всеми цветами радуги туфельку. Поморгала ей длинными ресничками, окаймляющими голубые кукольные глазки, и осведомилась:
– А ты что посоветуешь?
– Красное! – убежденно выдохнула горничная. – Оно поразительно вам идет. Хотя, – заторопилась она, – вам все идет.
Госпожа покривилась. Полгода беспрерывных дифирамбов пресытили ее алчную юношескую гордыню. Порой, она буквально изнемогала под грузом навязчивого восхищенного внимания и пряталась ото всех. Но, проходил день, другой и проголодавшийся гонор принимался злобно царапаться, побуждая ее к действию. Приемы, торжественные вручения всяческих премий и выигрышей, именины и крестины детей в немногочисленных христианских семьях и даже теологические диспуты – кто бы мог подумать? Сфера ее влияния распространилась не только на броские праздничные события, но и на проблемы религии, и даже быта. К ней прислушивались, местные модницы слизывали ее манеры и туалеты, у нее просили советов – ее воспринимали всерьез! Она Анна Шубина вырвалась за пределы образа русской провинциальной матрешки, впопыхах облагороженной обносками из недосягаемой Европы. Вознеслась и воссияла! Множество достойных кавалеров обивают ее порог, взыскуя внимания Даэйры, дарят ей подарки. Наперебой приглашают куда угодно, лишь бы с ней. Что еще нужно юной кокетке? Как оказалось, многое. Иначе сегодня ее не раздражала бы бесхитростная лесть прислуги. И не рождалось ощущение, будто ее покупают за блестящие конфетные обертки. Все так непонятно, изменчиво и пугающе неотвратимо, а поговорить обо всем этом совершенно не с кем.
Общаться с прочими Даэйрами Аннушка отказывалась наотрез, памятуя о печальной памяти первой и единственной их встрече. Тогда Ланка опять кого-то там убила – жуткая женщина! А вскоре после этого они с Алиной и Киркой посетили Тронхейм. Что-то там связанное с Вергуновым вроде, или нет, или что другое – а, бог с ними со всеми. Все – вздор! Главное, Ланка не преминула нанести Аннушке очередное оскорбление. Делоне устроил дружеский обед, на который притащил, в основном, своих приятелей техников и еще какой-то сброд. Пригласили и ее – надо же ей было согласиться! За столом к ней обращались с вопросами, ее мнением интересовались, и Ланку это взбесило. Поначалу она просто замолкала, стоило Аннушке открыть рот. Мрачно выслушивала ее до конца, после чего, как ни в чем не бывало, продолжала прерванный с Делоне и его дружками разговор.
И вот, когда в очередной раз к Аннушке обратился сосед слева, и она вполне разумно и толково разъяснила ему, в чем он был не прав, Ланка все испортила. Она не то, чтобы ругала ее по своему обыкновению – нет. Просто демонстративно прервала беседу с Делоне. И, обращаясь к сидящим напротив Алинке с Киркой – еще одна стерва – негромко, но внятно выдала какую-то белиберду: «Смилуйся, государыня рыбка! Опять моя старуха бунтует: уж не хочет быть она дворянкой, хочет быть вольною царицей». Ни черта ж не понятно: при чем тут какая-то рыба, и какая-то старуха? Алина лишь улыбнулась – не поняла, что ли? Кирка же прыснула так, что все замолкли в недоумении – не иначе сочли ее дурочкой. А той – хоть бы хны! Сидят обе, переглядываются и ржут, как девки дворовые. Аннушка хотела было сделать замечание, но эта язва Ланка будто почуяла что – зыркнула так, что сердце оборвалось. Казалось, еще чуть-чуть и она тарелкой запустит. И этот мерзавец Делоне тоже хорош: нет, чтобы выговорить хамкам, на место их поставить, так он еще и пялился ехидно. Хоть не ржал с ними за компанию…
– … желтое тоже ничего, – рокот, издаваемый горничной, разорвал ее размышления. – А голубое со шлейфом очень идет к вашим глазам.
– Да-да, – рассеянно пробормотала Аннушка.
Вот ведь: вспомни чертушку, так все настроение разом и пропадет.
– Надо прикинуть, – безапелляционно подытожила горничная, выбираясь из гардероба с пестрым ворохом в руках. – Пока не примерим, не поймем. Ничего не поделать, госпожа, – она свалила платья на софу, – времени остается мало, а еще ванна, маникюр, прическа.