Имплицитный фактор

Разбудили Оранжевого попавшие на спину капли – широкие листья над ним не выдержали веса дождевой воды. Оранжевый страдальчески замычал. Ночью хвост пришлось обернуть вокруг ветки, чтобы не сверзиться во сне, и сейчас тот онемел и не слушался. Бестолково подёргавшись, Оранжевый сумел освободиться. Приникнув к шершавой влажной коре и чувствуя, как в мышцы хвоста словно впиваются иглы, Оранжевый слушал шум дождя и думал о превратностях жизни.

Покинув стены обители, он пошёл вниз по течению реки на юг – в сторону мелких тёплых морей. Путешествовать по берегу было легко – на второй день он вспомнил детские навыки ловли мальков на прогретых песчаных отмелях, искал в камышах птицеящеровые гнёзда, ночевал среди молодых побегов песочника, не боясь, что какой-нибудь крупный хищник станет выковыривать добычу, забившуюся между сомкнутых на ночь колючих листьев. И, хотя нужно было держаться начеку, чтобы не пропустить ловчие ямы апи-ту или не наткнуться на охотничью лежку клёкста, путь вниз по реке был лёгок. Правда, скоро пришлось оставить берега – маркер мигал западнее, владения самки захватывали правобережье лишь краем.

Тогда Оранжевый ещё не знал, что мало выйти на охотничьи угодья, нужно ещё отыскать на этой огромной территории самку. Помог ему (или не помог – тут уж с какой стороны посмотреть) случай: Оранжевый услышал отдалённый клёкот, а идентификатор маски уверил его, что это не имитирующий клич триби-ту, который заманивает жертву. Оранжевый пробирался через чащу, намереваясь найти эту бабу и, ничего не спрашивая, отыметь. Его так инструктировали. Никаких рассусоливаний. Чуть помедлишь – и она сбежит или, чего хуже – полезет в драку.

Маска не подвела: на поляне действительно оказалась самка, а не поблёскивающие из края ловчей ямы стебельковые глазки триби-ту. Увы, вопила на весь лес идеальная генетическая пара Оранжевого не потому, что вляпалась в опасность, из которой Ядовитая Роса по законам героического эпоса должен был её спасти, а всего лишь по той причине, что уже находилась в счастливой сцепке с каким-то другим самцом. Хранители кода забыли предупредить об одной важной вещи – о конкуренции. Оранжевый посмотрел на переплетенные хвосты и дёргающиеся тела, громко сказал: «ну, извините» и поспешил убраться подальше – не хватало ещё отхватить люлей от обоих.

Путь к маркерам на западе был куда труднее. Погода портилась, спать на земле стало невозможно. Один раз Оранжевый догадался прикорнуть на термитной тропе, в другой – в местах выпаса стаи кочечников. За обе ночи его знатно покусали, и затею ночёвок на земле пришлось оставить до лучших времён. Лес стал гуще, еды в нём – в разы меньше (или Оранжевый просто не умел её находить). Молодые побеги многих растений, которые становились съедобными ближе к дождепаду, были ещё ядовиты. Чаще всего за день Оранжевый довольствовался сжёванным в сыром виде ящером-летягой, иногда не бывало и этого.

Как-то раз он даже видел тех, кого Воздушный Корень называл «рем-бо с альфы» – затаившись в кроне дерева, Оранжевый с любопытством наблюдал, как одни «рем-бо», увлечённо галдя, снимали электронные копии образов с чего-то в траве под ногами, пока другие, не расставаясь с оружием, не спускали глаз со стрекочущего весеннего леса. Последние были жуткими – у них были жужжащие механические глаза и конечности, заполненные жидкостью, в которой просвечивали железные кости. Оранжевый был уверен, что его заметили – не засекли их механические глаза, так выдал урчащий желудок Оранжевого – и даже хотел спуститься, чтобы попросить еды, но потом постеснялся. Дождавшись, когда они уйдут, он слез с дерева и потрусил дальше на северо-запад.

Через пару дней огромному выбеленному дождями черепу тараур-ти, вывешенному на ветке старого земляничника, Оранжевый даже обрадовался – это был какой-никакой, а признак обжитости. Он обрадовался даже частоколу из костей разных тварей, начавшемуся чуть далее. И поначалу обрадовался восьмерым самкам, внезапно спрыгнувшим с дерева. Увы, они не казались настроенными на спаривание. Драпал от них Оранжевый долго, до судорог в ногах и хвосте и колотья в печени. Хранители говорили, что генетически ему подойдёт и мать, и дочь. Какая из дочерей его, он всё равно не понял бы, а с мамашей сразу дело не заладилось – ей наверняка была та огроменная ядовито-зелёная стерва, которая чуть не снесла ему голову заточенной лопаточной костью тараур-ти…

Шелест дождя стихал. Приметив в углублении коры кокон, Оранжевый выскреб его и жадно захрустел хитиновой скорлупкой. По крайней мере, покровы уже переродившегося мотылька внутри были помягче. Дожевав, Оранжевый нацепил шлем, решительно встряхнулся и, цепляясь когтями за крупные морщины древесной коры, полез выше. Он видел всего восемнадцатый дождепад, а потому был достаточно лёгок, чтобы его вес выдержали даже верхние ветки, но всё равно чутко прислушивался к каждой жалобе-скрипу древесины. Главное, залезть так высоко, чтобы пугающую далёкую землю скрыл ковёр листвы.

Небо стремительно расчищалось, в прозрачной вышине закручивались невесомые перья огонь-птицы. Низкое солнце у горизонта освободилось от облаков, окрасив дымку над лесом в розоватые тона. Из тумана вдали выныривала тёмная глыба – там скальное основание судороги земли когда-то вытолкнули на поверхность – и в той же стороне мигал очередной маркер. Листва шелестела, дерево покачивалось, как плот на ленивых перекатах широкой реки. Оранжевый встопорщил кожистые выросты, покрывавшие всё его тело, разворачивая их, как лепестки громадного цветка, и замер неподвижно.