Имплицитный фактор

– Зауриэль.

Зауриэль остановил своё маятниковое хождение по классу:

– Как будто без контекста можно понять, о ком я, – проворчал он.

– Кому надо, тот поймёт.

– Тьфу, шакальё кругом.

После аудиенции у председателя вице-консулы зашли к Фириль. Как раз началась большая перемена, мелкота с рёвом лавины покинула класс, сойдя уровнем ниже прямиком в направлении столовой, и в секторе уровня, отведённом под школу, воцарилась относительная тишина.

Жужжала, помаргивая, перегорающая лампа в дальнем конце класса, в воздухе витал тяжёлый дух трёх десятков пубертатных цветов жизни, предыдущими уроками у которых шла физкультура. Фириль, чей учительский стаж составлял уже лет двадцать, школьные ароматы, кажется, не напрягали вообще – подперев голову ладонью, она слушала сына вполуха, листая потрёпанный глянцевый журнал. Баэль задумчиво стирала с доски километровые ряды квадратных уравнений с бездарно вычисленными дискриминантами и гадала, когда же её обоняние милосердно притупится.

– А ведь действительно ловко выходит, – не унимался Зауриэль. – И вроде как нас мордой ткнуть, и транзит, если что, пойдёт через альфу, что не противоречит их законам. И на альфе нам сидеть выгодно, потому что из-за её убыстрённого вращения вокруг оси охват территорий, на которые можно вывалиться, получается огромный, – он прошёл фазу возмущения и входил в стадию некоторого уважения расчётливым партийным гением.

– Когда вам отправляться? – спросила Фириль.

– Завтра.

В апреле шло первое годичное Совмещение окрестностей Аяна с Московским регионом. На альфе же в это время года массово отлавливали аэлвских мигрантов, у которых как раз заканчивалась временная регистрация, дабы депортировать их на родину.

– Надолго?

Зауриэль, изучавший недра застеклённых разномастными стёклами книжных шкафов вдоль стены, пожал плечами.

– До октября, наверное. Как минимум.

В октябре Москва альфа-пространства снова сходилась с побережьем Охотского моря омикрона, и аэлвы радостно ускользали от зоркого ока партии Аэлвостана в царство низкоквалифицированного рабочего труда и стабильных окладов. До следующей весны.

Баэль отбросила пахнущий сыростью и мелом ком тряпки, с отвращением вытерла руку о доску и подскочила к Фириль. Та с завидной скоростью реакции спрятала журнал в ящик стола – Баэль только и успела, что прочесть часть заголовка: «дайджест по…».

– Ты подумала над моим предложением? – заговорщически спросила Баэль, пока Зауриэль громогласно вопрошал мироздание: «что? Что, елдак Великого оленя помоги, делать с дельтийскими контурами, если их не существует?!»

– Баэль. Баэль. Баэль, – Фириль принялась рядком раскладывать на столе карандаши и ручки. – Среди моих учеников примерно половина – девочки, глупо это отрицать. Так вот… ты думаешь, они сами об этом не знают? Что кому-то станет легче, если это всячески подчёркивать?

– Разумеется, – Баэль чуть не подпрыгнула на месте. – Гендерное принятие – ключ к понимаю себя. Уже шестое поколение не живёт в условиях преобладания мужского населения. Женщинам больше нет смысла прятаться, чтобы обеспечить себе спокойное существование…

– Пока я думаю, как сделать контур из фанеры и соплей, они тут спорят, надо ли называть девочек «девочками».

Баэль и не заметила, как Зауриэль подошёл ближе, чтобы вволю пообесценивать острые социальные проблемы аэлвской общины.

Фириль заправила за ухо прядь волос.

– Мировая история знает и более странные традиции. Понимаешь, любая ломка устоев…

– Я за реформирование, – насупилась Баэль. – Можно начать с малого – признания женского рода в речи, например. Я большего и не прошу. Если учителя как уважаемая социумом социальная прослойка подадут пример…

Фириль тихо усмехнулась и подняла на неё взгляд спокойных, с розоватой радужкой глаз:

– Не признавал, не признаю и признавать не буду. Просто не понимаю, к чему это. Я всё про себя знаю. И остальные тоже, уверяю тебя. Ещё раз: любой слом устоев приведёт к неразберихе. И в это время будут страдать самые слабые, самые беззащитные. Ты думаешь, что подаёшь девочкам положительный пример? Им не объяснишь, что ты – редкий случай, все такими, как ты, быть не могут.

Баэль почувствовала, как кончикам ушей приливает кровь. Фириль её хвалит?

– Ты опасна. Все это чувствуют, – очевидно, имелись в виду все, кроме Зауриэля, который во время монолога Фириль закатывал глаза и пренебрежительно фыркал. – Что прикажешь делать девочкам, которые объективно слабее тебя, склонным к внушению, с ещё не инициированным Даром? Нет, я не хочу в этом участвовать, – Фириль покачала головой и дёрнула чуткими ушами – по сектору вместе с немелодичным дребезжанием звонка шла волна топота и гула.

– О, деградуны твои бегут, – с нескрываемой радостью сказал Зауриэль – долгие прощания и беспредметные споры его тяготили. – Всё, короче, бывай, Фир. Привезём сувениров, если Баэльку опять не поймают с поличным, – он ловко увернулся от затрещины вице-консула. – Пошли, реформатор хренов, – он успел вытащить Баэль из класса до того, как туда стала ломиться дикая толпа школьников.