Имплицитный фактор

Машину пришлось бросить на проспекте Мира.

Мадиэль, искатель общины Шахт У-восемь, взбежал по груде намертво смёрзшихся бетонных глыб, которые перегораживали дорогу подобно языку ледника. Путь лежал к обломанному клыку многоэтажки на набережной, лучи закатного солнца окрасили её ржавый остов оранжево-розовым. В ущельях улиц лежала глубокая тень.

За спиной хрустело едва прикрытое позёмкой бетонное крошево. Мадиэль оглянулся – двое навязанных спутников отставали, часто останавливались, вертели головами по сторонам и торчали на виду. Шагнув в тень от глыбы, искатель ждал, пока туристы заберутся на насыпь, попеременно повисая друг у друга на вытянутых руках, как если бы это была отвесная скала. Тот, что помоложе, вскарабкался первым – он стянул капюшон, отороченный мехом, упёр руки в колени и принялся дышать так шумно, что, будь сейчас полдень, сбежалась бы половина хищников Аяна.

– Мне кажется… уф!.. поздновато выехали. До ночи идти будем.

С такой скоростью – до следующей ночи. Но произносить этого вслух нельзя, чтобы не Показать Важным Исследователям С Альфы Туземного Превосходства. Мадиэль пожал плечами:

– Деградуны…

– Аэвостанские снежные мартышки.

– Аэлвостанские снежные мартышки, – без пререканий поправился аэлв. Люди часто уделяли внимание смешным вещам, – ночные животные, – он бросил последний взгляд на грузовик в пятнах слоившейся зеленоватой краски и прикинул, далеко ли тот припаркован от источников падающих балок, кусков бетона и крикуньего помёта (который по твёрдости не хуже бетона). – Идёте след в след за мной. Не поднимать шум, не отставать. Даже если отстали, не поднимать шум – я услышу, – аэлв многозначительно попрядал ушами, потому что подвижные аэлвские уши производили на людей Впечатление и способствовали молчаливому вниманию. – Пошелестим, как на курорте. Сейчас закат, а закат – идеальное время. Дневные хищники уже малоактивны, ночные ещё малоактивны, – Мадиэль посмотрел на запыхавшиеся лица подшефных туристов, поправил ремень винтовки на плече и стал спускаться.

Дошли без происшествий. Мадиэль вёл широкими улицами, более-менее расчищенными от завалов техники и обрушений. Дневная мегафауна видела десятый сон, а ночная была мелковата и труслива, чтобы покуситься на аэлва и двоих человек. Небо в вышине вызвездило, восходил Небесный Ледник, бледный ломтик луны поднялся у горизонта. Тёмная вода начиналась примерно в полукилометре отсюда – нетрудно было представить, как волны лижут бетонные якоря и камни, покрывая их слой за слоем молочной ледяной глазурью – с каждым годом море уступало берегу ещё и ещё, ёжилось от холода.

Ветер гудел среди башен-клыков. Этот район не был затронут бомбёжкой – ни обглоданных домов, ни заполненных смёрзшимся крошевом воронок. Дальше на юг тянулось однообразное унылое побережье – ледяная галька, остатки посёлков и рыболовных картелей, бесконечное синее море на востоке и малоснежная тундростепь под горными хребтами на западе. Двадцать пять лет назад, когда Мадиэль только начинал сбор хабара на Аяне, искатели работали к северу отсюда, в центре мегаполиса, а теперь вот дошли почти до самого моря. Дальше некуда. Дальше ничего нет.

Среди высоток скрывался пологий холм с врезанными в него воротами – остатки дороги к нему усеивали остовы автомобилей, бетонные блоки, листы гофрированного металла и кучи ещё какого-то хлама, разложенные зигзагом, как вешки на полосе препятствий. То, что слепая сила случая тут была ни при чём, заметили даже люди:

– Это…

– Это они натаскали, чтобы никакой крупный хищник не подобрался незамеченным, – кивнул Мадиэль. – Можете немного пошуметь, когда пойдёте к воротам. Внутрь логова я бы не лез, вожак может воспринять это как угрозу. Общайтесь на улице. Встречаемся здесь через час.

– А вы?

– Я с вами не пойду. Мой мозг… – ага, «…генерирует волны определённой частоты, которые воспринимаются деградунами как сигнал об опасности. А ещё я могу устроить им закупорку капилляров и паралич симпатической нервной системы». Нет, так не пойдёт – у людей ещё могут появиться Подозрения, что у их туземного проводника Есть Интеллект. – Мои амулеты из мозга морской собаки отгоняют деградунов, – на ходу сочинил Мадиэль.

Искатель надеялся, что люди не успеют натворить глупостей. Правда, во взгляде пожилого, несмотря на усталость от марш-броска, блестело нехорошее оживление. Этот как бы не полез на территорию гнездовища. Но, с другой стороны, какое Мадиэлю до этого дело? Партия отрядила его проводником учёных, а не телохранителем. Больше не оглядываясь, аэлв направился к одиноко стоящей высотке, которую приметил ещё с проспекта. У её подножия виднелись остатки наклонного хода, ведшего вниз – за долгие зимы его упорно заметало снегом, но узкий зев бетонной пещеры ещё призывно чернел – ледяная пробка не заткнула его полностью.

Мадиэль прошёл по едва заметной стежке, вытоптанной в снегу первооткрывателями потенциально ценного объекта, и, дойдя до прогала между ледяной стеной и крошащимся бетоном, лёг на снег, вглядываясь и вслушиваясь в густую тьму. Следов деятельности деградунов снаружи не наблюдалось – это могло быть как очень хорошим знаком, так и весьма плохим. Подземный гараж мог быть полон – запах металла отпугивал деградунов, вероятно, вызывая у них неприятные ассоциации с более продвинутыми соседями по эволюционному древу – а мог быть обрушен или занят чем похуже, чем колония снежных мартышек.

Рассудив, что, будь это «что похуже» действительно большим, оно бы пробило себе здесь выход из берлоги, Мадиэль проверил ножи за голенищами и на поясе – от огнестрела в такой тесноте мало проку – и протиснулся между обледеневшей снежной коркой и бетонным потолком, на котором ещё сохранились хлопья жёлтой и чёрной краски габаритной разметки. Неприятно близко от лица оказался бритвенно-острый обломок зелёной пластиковой таблички с изображённым на ней белым прямоугольником в красном круге и куском надписи «…ыезда не…». Снежный язык скоро пошёл под уклон, потолок стал выше, потерявшись в темноте, и искатель съехал по снегу.