Шорох

Земля в кадке все еще не спешила отпускать несчастную лопату из своих объятий, и я, размышляя, чем же можно заняться в ожидании этого момента, вспомнила про блестевшую вещь в дренажных каналах оранжереи. И на месте ее естественно не оказалось. Как впрочем, и во всех видимых каналах оранжереи. Путем нехитрых измышлений, поняла, что загадочную вещицу смыло водой, скорее всего, в тот самый маленький прудик рядом. Еще раз, на всякий случай, дернув лопату и убедившись, что быстро с ней не разобраться, все же пошла к пруду утолять свое любопытство.

Честно говоря, это даже был не пруд, а так скорее грязная лужица особо крупных размеров с мутноватой водой. Но заветная вещица, к счастью, поблескивала у самого края, и мне не пришлось ковыряться в грязной воде. Ключ, маленький покрытой патиной и немного грязью. Неплохая находка, еще бы определить от чего он. Явно не от церковной двери, слишком маленький для двери вообще. Скорее от шкатулки или от ящика?

Неоткрытых шкатулок в доме я припомнить не смогла, а вот про закрытый ящик вспомнила быстро. В кабинете Блэквуда в столе один ящик действительно был заперт, так может теперь мне повезло найти ключ именно от него? Лопата подождет, закрытые ящики меня интересуют куда больше. Чуть ли не бегом устремилась в сторону дома.

Ключ подошел идеально. С тихим щелчком замок открылся. У меня даже руки слегка подрагивали от нетерпения – какие же тайны хранятся здесь? Внутри обнаружилась пара изящных флакончиков, не представляющих интереса, деньги, уже безнадежно устаревшие, и красивая деревянная шкатулка, инкрустированная перламутровыми цветами. Я бы сказала, что мне посчастливилось найти тайник последнего из обитателей этого дома – самой почившей леди Кэтрин Блэквуд.  И, похоже, женщиной она была не самой простой – шкатулка оказалась с зашифрованным замком. Пять колесиков, по десять букв на каждом. Вот и попробуй угадай, какое слово является ключевым. «Джеймс» – одна буква лишняя, хотя я попробовала и такой вариант. Укороченное «Кэтри» тоже не подошло, хотя я и не думала, что получится – никто не ставит свое собственное имя кодом. В остальном, я слишком мало знаю о ее жизни, чтобы предположить варианты. Имя матери? Сестры? Ребенка? Стоп! А вот это действительно идея. В доме было достаточно подсказок, чтобы догадаться, что младенец не был безыменным. «Робин» - вот что у меня складывается из полустертой таблички и кубиков в детской. В конце концов, я ничего не теряю попробовав.

Догадка оказалась удачной. Тихо щелкнув, шкатулка открылась, явив мне свои сокровища, которые были довольно скромны. Позолоченный резной ключ и письмо, вот и все, что мне досталось. Принадлежность ключа в данном случае была очевидна, так  как резную головку украшал крест. Похоже, теперь мне удастся осмотреть и часовню, хотя сомневаюсь, что там можно будет найти что-то действительно интересное. Церковь, скорее епархия женщин, так что документы, касающиеся Джеймса, там вряд ли имеются, но посмотреть стоит. А пока письмо интересовало меня больше.

«Кэтрин,

Прежде всего, прошу вас убедиться, что это письмо никогда не попадет в руки Джеймса. Боюсь в нынешнем состоянии, все, что я здесь напишу, может стать большим ударом для него. Поэтому умоляю, будьте осторожны и по возможности сразу же спрячьте, а лучше избавьтесь от письма после прочтения.

Боюсь, состояние вашего мужа ухудшается, и помочь ему я уже практически ничем не смогу. Вы лучше меня знаете, что Джеймс в принципе не способен поднять хоть на кого-то руку и причинить боль, но все ж эти его навязчивые идеи все больше пугают меня, и я прошу вас быть как можно осторожнее.  Прежде невинный интерес, становится навязчивой фобией. Его уверенность в существовании проклятья и желание избавиться от него становятся болезненными. Пока что я играю роль союзника в его идеях, но боюсь, долго это продолжаться не сможет. Кажется, он уже подозревает об этом. Его требования помощи в проведении какого-то нелепого ритуала меня пугают. Боюсь, что если я слишком сильно погружусь в его размышления, то могу и сам сойти с ума.  И все же я постараюсь сделать все, что в моих силах.

По поводу вашего вопроса, уверяю вас, что справлюсь. То, что случилось два года назад… Наше решения, наши действия… Все это снова не дает мне покоя. По прошествии времени мысли о том, были ли мы правы все больше гнетут меня. Я понимаю, что в той ситуации вы пострадали больше нас всех, и я не в праве мучить вас напоминая о произошедшем, но все же… Не могу избавится от этих мыслей.  Возможно нам стоит обдумать все еще раз… А после, я обещаю никогда не беспокоить вас этими воспоминаниями.

Еще раз обещаю, что постараюсь сделать все возможное, чтобы помочь вашему мужу, но все же… Будьте осторожнее, его состояние сейчас крайне нестабильно. Если заметите новую странность, прошу, сразу сообщите мне. А письмо сейчас же порвите. Я понимаю, это странно, но суровые времена, требуют суровых мер.

Джек.»

Письмо внесло в мои размышления лишь большую сумятицу.

Получается доктор фантазий Блэквуда не поддерживал, хотя его последующие записи говорят о другом.  Похоже, опасения его сбылись, и он тоже сошел с ума. Но странно другое, если он уже тогда опасался неадекватного и возможно даже агрессивного поведения со стороны Блэквуда, с чего же решил его покрывать потом? В этом письме он видится мне здравомыслящим человеком. Да пытающимся как-то помочь другу и поддержать его, но в то же время и беспокоящимся о сохранности леди Кэтрин. Не верится, что он стал бы покрывать убийство совершенное невменяемым другом. Тогда что же заставило его это сделать?

А еще… Упоминание о чем-то произошедшем за два года до этого письма и сожаления о принятом тогда решении.  Именно за два года до этого Кэтрин Блэквуд родила якобы мертвого ребенка. Я ведь уже подозревала, что здесь что-то не так, но только сейчас поняла, что если бы Джемс действительно убил их ребенка, леди Блэквуд с ним бы в одном доме не осталась. А исходя из этого письма решение о произошедшем тогда, чтобы там не было, они принимали все вместе. Так что же такого произошло с ее ребенком?