Страница 97 из 120
Посыпался снег с еловой ветви, накрыл горку хвороста пушистой шапкой. Из укрытия выскочил заяц и запетлял между деревьями. Не оглядывался до смерти перепуганный беляк, торопился в нору на другом конце опушки. Скрипел и трескался под лапами наст, скребли колючки заячью шкурку, счищая остатки летней шерсти.
Услышав стук дятла, беглец остановился. Шевелились усы, подрагивал кончик носа. Не крадётся ли волк? Не притаился ли человек с железной палкой? Не прячется ли в кустах лисица? Когда солнце светило ярче и грело бока, остроносая хищница спряталась в листве и чудом не вцепилась клыками в горло. Щёлкнула над ухом пасть, но заяц ударил рыжую охотницу в челюсть, перепрыгнул через упавшее дерево и стремглав помчался в дебри. Только в дыре среди корней кряжистого дуба он успокоился.
Беляк принюхался. О сосну потёрлась косуля, около ствола вырыл ямку тетерев, потерял перья пролетевший над чащей филин. Последнее заставило зверька оттопырить уши и оглядеться: осыпался снег после утренней непогоды, трещали побеждённые морозом ветви, да синицы выклёвывали семена из шишек. Путь свободен. Не успеет луна озарить лес, как заяц доберётся до норы и съест раздобытые накануне гроздья рябины и дикие яблоки. Скоро задуют ледяные ветра и уничтожат остатки еды.
Дятел взмахнул крыльями и перелетел на другую сосну. Проводив того взглядом, заяц запрыгал по тропе. Обычно по ней ходили кабаны и лоси, но в короткие дни просеки придерживались мелкие животные. И к реке сбегать, и до заброшенных садика и сторожки добраться, и до ягодных полян недалеко. Когда жужжали комары, а в траве ползали жирные жуки, зверь поедал малину каждые сумерки.
Чаща осталась позади. Беляк уверенно петлял между сугробов, когда ветер принёс новый запах. Затхлый, стылый, едкий – так воняло в овраге, куда два лета назад браконьеры сбросили освежёванных тигров, волков и леопарда. Ручей разнёс отраву по лесу, и много зверья сгинуло под соснами и елями. Бор усыхал. До сих пор дожди вымывали из почвы серые косточки и клочья шерсти, птицы облетали мёртвые земли.
Стайка синиц вспорхнула с ели, среди толстых сучьев замелькал хвост куницы. Вонь становилась нестерпимее, и заяц быстрее затрусил вдоль засыпанных позёмкой кустов. Почему? Людей он не видел в лесу с прошлого лета! Неужели его настигла… она? Но до её урочища три дня бега! Любая живая тварь знает её запах! Знает и в ужасе бежит, куда глаза глядят! Как она перепрыгнула через барьер?
Ушастый беглец не разбирал дороги. Мысли о гнезде и ягодах вытеснил страх. Лишь бы добраться до кочки, где звериный нос не почует её! Лапы дрожали, зубы отбивали дробь. Никому не удавалось спастись, но вдруг он станет первым?
Серая пелена парила над заснеженным лугом. Бесшумно и стремительно, словно заметившая жертву хищная птица. Дымка скрутилась в спиральный вихрь и, будто рукой, схватила зайца. Яд проник в тело, и добыча безвольно повисла в сизой длани. Вопреки дувшему на запад ветру, туман полетел на восток. Клочья касались ветвей, и осыпались иглы. Зелёные, они впитывали дым и засыхали. Капли смолы оборачивались в камень, кора рассыпалась на куски. Никого и ничего не щадила Верлиока.
Облако пролетело над опушкой, миновало скованный льдом ручей и заскользило над полем, где чёрно-жёлтыми пятнами темнели болота, перемешавшись с окаменевшими брёвнами. Сто лет назад на пустоши возвышался лес, бродили табуны оленей и кабанов, охотились люди. Но одним летним утром в небе словно зажглось второе солнце. Огромный огненный шар пронзил голубые дали и с неимоверной силой ударился о землю. Взрывная волна сожгла деревья, с корнями вывернула пни, наполнила воздух едкой гарью. Неделю воронка полыхала пламенем, испуская в вышину ядовитый газ. Клочья угольных облаков затопили равнину до южных гор и северной мерзлоты.
Миновали десятилетия. Дыра превратилась в бездонное озеро с водой, прозрачнее горного хрусталя, пепелище заросло сорняками и молодыми сосенками. Да только не плавала в водоёме рыба, не бегали в траве мыши.
Потому что пробудилась она.
Наверное, никакая из божественных сущностей не способна ответить, откуда взялась эта сила. Доподлинно известно одно: она царила на планете во времена бушующих вулканов. Изрыгалась из жерла кипящая лава, засыпал камни пепел, били в утёсы слепящие молнии, а она радовалась. Танцевала, и земля проваливалась, хохотала, и скалы рушились, пела, и бесновались океаны. Шаг, и вырастал холм, прыжок, и поднималась гора. Она рисовала мир таким, каким мечтала видеть. Купалась в огне, спала на раскалённых камнях, сушила волосы в штормовом ветру, питалась энергией земного ядра.
Пока однажды не попробовала живой плоти. Увидела, как в воде что-то плавает, поднимает со дна песок и портит зеркало чудесного озера, куда она любила смотреть. Возмутитель спокойствия хлестал её шипами на хвосте, вращал глазами и показался ей чужим. Лишним в безмятежных водах, портящим красоту. И она проглотила его; огромную чешуйку из хвоста стала носить как ожерелье и любоваться собственным отражением. Сладковато-острая, еда показалась вкуснее всего на свете, и она стала искать других. Погружалась в океаны, шагала по суше и выслеживала добычу. Одних глотала сразу, других приводила в свою пещеру и медленно, по капле, выпивала силу.
Она наслаждалась бытием, пока в дом не пожаловали гости. Той же сущности и мощи, трое потребовали успокоиться. Умерить пыл и не изводить жизнь, иначе пообещали заключить в недра и погрузить в вечный сон. Она рассмеялась и вызвала храбрецов на бой. В толще океана сражение длилось много дней, пока она не признала поражение. Гробница в обители вечного льда погрузила её в дрёму и тысячелетиями высасывала энергию.