Страница 6 из 59
Втянув ноздрями воздух, наполненный солью и тленом, Хозяин лениво приоткрыл один глаз. В вытянутом зрачке отразилось солнце - оно багровело, размазываясь по горизонту, по зыбкому савану испарений, похожему на марево разогретого воздуха над пустыней. Это было по-своему красиво... Но красота, наблюдаемая изо дня в день на протяжении многих лет, неизбежно становится обыденностью.
Хозяин шевельнулся, разминая затёкшие члены, зевнул во весь неисчислимый легион зубов и в который раз подумал: "Надо бы обратно в спячку" - зная, что не сделает этого сегодня, как не сделал вчера и позавчера. Может быть, позже... Пока ему не слишком наскучило пребывать тут, наблюдая извечный бег светила по грязно-жёлтому небосводу.
Массивное тело владыки растянулось на гребне скального выступа, нависшего над морем подобно лошадиной голове. Полукилометром ниже бились о камни тяжёлые мутные волны, подёрнутые радужной плёнкой - солнечная дорожка бежала по маслянистой поверхности, то красная, то зеленоватая, то фиолетовая. Там, где отравленная вода лизала скалы, гранит был изуродован, выщерблен, словно проеденная жуками древесина. Впрочем, и весь остальной каменный берег источился под натиском кислотных дождей, как кожа человека, переболевшего оспой. Только сам Хозяин оставался незыблем, хотя его фигуру тоже можно было принять за агатово-чёрное изваяние.
Неосознанно покачивая кончиком хвоста в такт прибою, древнее существо грезило о тех временах, когда небо было голубым, а море - синим, и можно было рухнуть в него всей своей массой, скользнуть стремительным угрём в прозрачные глубины, среди водорослей, косяков пугливых рыбёшек, остовов затонувших кораблей. Можно было наслаждаться танцем солнечных лучей на разноцветной гальке - или поохотиться на какую-нибудь дичь подходящего размера. На китов, например.
То было давно - так давно, что уже не хотелось мерить бездну времени солнечными циклами. Нынче в воде не осталось ничего живого; как, впрочем, и на земле, и в воздухе. На берегу, за линией скал, мрачно темнел лес - частокол обугленных стволов, ощетинившихся голыми ветвями. Даже самые старые из этих деревьев, тысячелетние исполины в десять обхватов толщиной, Хозяин помнил молодыми ростками. Теперь же их жизненный цикл прервался, и царство зелени стало огромным кладбищем, где непогребённые мертвецы продолжали стоять.
Отравленная, умирающая планета. За всё спасибо людям.
Взгляд существа скользнул вдоль побережья туда, где коробками малоэтажек и скелетами небоскрёбов высился покинутый город. Несовершенные творения человеческих рук падали одно за другим под гнетом времени, но многие ещё стояли - подобно тем же деревьям, они были мертвы изнутри, ибо наполнявшая их жизнь давно ушла, и даже отблеск этой жизни - электричество, водопровод, связь - погасли, когда остановился последний автономный генератор, вышел из строя последний насос и замолкла последняя радиостанция. На улицах тут и там громоздились горы мусора - то, что двуногие существа умели производить лучше всего; ветер гонял по проспектам и скверам пустые пакеты, гремел алюминиевыми банками и пластиковыми бутылками, а заходящее солнце отражалось в россыпях битого стекла тысячами бликов. На растрескавшемся асфальте ржавели мятые панцири автомобилей на спущенных шинах или разбитых гравитронах. А внутри зданий, покинутые и забытые, рассыпались в прах тысячи вещей, служивших когда-то основой человеческого быта, а теперь превратившихся в бессмысленные реликты ушедшей эпохи.
За городом чернело обширное поле космодрома - его бетонные плиты до сих пор хранили запах гари, хотя последний корабль взлетел отсюда много десятилетий назад. Здесь тоже хватало хлама: по терминалу и лётной площадке были раскиданы чемоданы, сумки, кофры, свёртки - их содержимое было дорого хозяевам, но на борту эвакуационных судов не нашлось места для лишнего багажа, и беженцам пришлось сделать нелёгкий выбор в час последнего Исхода.
Так по-людски - изгадить свой мир и уйти, чтобы изгаживать чужие. Впрочем, Хозяин думал об этом без злобы или презрения; он никогда не признался бы даже себе, но ему порой недоставало этих шумных, суетливых, бестолковых существ. Он помнил их ещё волосатыми обезьянами, едва слезшими с дерева. Тогда он сам был молод, и были другие, чьи имена отражали подвластные им земли - Хозяин Рогатой Горы, Хозяин Двуречья, Хозяйка края Мельбендарран. Потом эти названия потеряли смысл и забылись, а люди напридумывали другие - грубые и чуждые. Больше нет Исконной расы, и последний Хозяин уже не помнил, хозяином чего он был. Теперь в его распоряжении вся Земля, но какой с этого прок?..
Сомкнув веки, погружаясь в прошлое - ибо в настоящем не на что было смотреть, - владыка мира припомнил, как ему нравилось наблюдать за быстротечной жизнью двуногих. Купаясь в магме вулканов, греясь в огне лесных пожаров, он иногда подходил совсем близко к жилищам людей, огромный - по их меркам, - но в то же время бесшумный и незримый. На его глазах ткалась странная и кровопролитная история человеческой цивилизации: при нём потомки обезьян приручили огонь и вышли из пещер, сменили деревянные избы на каменные города, переплыли океаны на своих скорлупках, медленно познавая мир. Бывало, Хозяин возносился в небо, где царил тогда он один, позволяя заметить себя - грозный силуэт вселял ужас в сердца людей, рождая сонмы легенд и целые религии. Ему нравилось играть в бога - или демона, что суть едино.
Потом эта забава приелась, а суетное бытие двуногих наскучило. Всё чаще Перворождённый стал впадать в спячку, длящуюся порой столетиями, пробуждаясь лишь для кормления и краткого знакомства с изменившимся миром. Когда крылатый бог исчез, люди не огорчились и населили небо его подобиями - нелепыми летучими пузырями, деревянными, а потом и железными птицами, несущими своих творцов через моря и континенты. Некоторое время Хозяина забавляло соревноваться с этими новыми соперниками, повергая в шок и трепет пилотов; однако после второй великой войны это развлечение стало опасным - слишком много систем ПВО расплодилось повсюду.