Хранители

– Та ничего не говорит! И мобильник отключил, который я ему подарил, чтобы на связи всегда был. Съезжу, в общем, к нему.

Вечером, когда за Иваном заехал Михалис и они отбыли в Ханью, я позвонила Маркосу. Вместе с уходящим летом хотелось закончить и эту историю.

Маркос был сдержан. Делал длинные паузы между репликами. Вероятно, не только от волнения, но и от похмелья. Я извинилась за резкое поведение и пожелала ему удачи. Давно, в завершении краткого и не особо счастливого романа, один человек сказал: «Удачи тебе, Вера». Фраза его была что похоронный колокол. И правда: та часть моего сознания, что еще оставалась по-детски припухлой, поуменьшилась в объемах. Со временем я превратила личный ужас в орудие расставания. Испытывая при этом тайное удовольствие от легкости, с какой произносила страшные для меня когда-то слова. В чем, конечно, была изрядная доля самолюбования.

***

Заканчивался сентябрь. Земля и небо дышали эфиром разогретых трав. Именно тогда опасные перемены, точно грозовой фронт, подошли к нашей бухте.

Керосиновый фонарь на ветке тамариска качнулся и погас для меня навсегда.

Однажды ночью я проснулась часа в три: луна уже сделала дугу над бухтой и сместилась к западу. Разбудило меня ясное ощущение постороннего присутствия. Поднявшись, как была, в длинной ночнушке, подошла к дверному проему в соседнюю комнату.

Лунный свет заливал зал. За круглым столом сидели четверо.

Первый – старик в длинном залатанном балахоне. Лицо его было исхудавшее, с тонким длинным носом и большими глазами. Оно напоминало бы лики византийских икон, если бы не спутанная, клочковатая борода. По правую его руку помещалось жуткое существо – получеловек-полупень, оплетенный корнями. С шевелящимися волосами до пола. Или это были змеи? Напротив старика сидела женщина в светлом хитоне. Голову ее венчала корона из листьев и веток. А рядом, между ней и стариком, сияло удивительное создание. Я не могла понять, кто или что это, в перетекающем радужном свете едва угадывалась фигура.

Я глубоко вздохнула, зажмурилась и вновь взглянула. Картинка осталась прежней. Они сидели и молчали, никак не реагируя на мое присутствие.

Мне не приходило в голову заговорить с ними. Чем больше я смотрела, тем меньше сомневалась в реальности происходящего. И понимала: увиденное неслучайно, мне его показывают, не ожидая ответной реакции.

Каждого из сидящих за столом окружала своя реальность. Достаточно было взгляда, чтобы проникнуть в нее.

Старик. Я чувствовала запах свечей и ладана. Слышала плеск парусов и скрип канатов. Из глаз его исходили лучи.

Я поворачивала голову и видела массивное, корявое существо. Хотелось кричать, закрыть лицо, забиться под кровать, лишь бы не видеть этого никогда. Ужас и отчаяние были его спутниками.

Поскорее отвела глаза.

Женщина. Вот каменистый мыс и море под ним. Луна широко кидает серебро на темную гладь. Слышится чей-то смех.

Номер четыре. Светящаяся фигура. От взгляда на нее делалось так хорошо! Самолеты и корабли, сколько бы их ни было на свете, уходили в рейсы. Я махала им из центра вселенной, в котором плескалось столько тепла и света, что казалось: весь мир придуман ради меня. Не знаю, как долго я глядела на нее – могла бы бесконечно.

Отступив вглубь спальни, я вышла через балконную дверь на террасу. Заглянула в зал и ничего не различила, кроме мазков лунного света на стекле. Вернулась. Комната была пуста.

Вдруг накатила усталость – такая, что, едва добравшись до кровати, я повалилась лицом в подушку и уснула.

Утром вошла в большую комнату. Вот стулья с высокими спинками. Вот стол. И надпись «Дима Билан!» на нем. Может быть, Иван прав – я одичала? Постояв за каждым стулом, я пришла к выводу, что женщина в хитоне мне знакома. Имя ее мелькнуло в мозгу, еще когда смотрела на нее. Это Диктинна. Критская богиня, покровительница рыбаков и охотников. Сидевший напротив нее старик с огненным взором тоже мне известен, только имя его я никак не могла ухватить.

Весь день я перебирала в уме истории о встречах с потусторонним. Ничего из них не вынесла. Ни боли в виске, как у Маргариты, ни беспокойства, ни тем более необычных способностей, вроде умения летать, не наблюдалось. Все было как всегда.

За ужином мои смотрели новости: еще летом Димитрис приладил телевизор над входом в таверну. Известия были печальные. Накануне, 2 октября, в автокатастрофе погиб архимандрит Тихон. Настоятель возвращался из Ираклиона вечером и на горном шоссе, не справившись с управлением, как говорили в полиции, вылетел в пропасть. «Амарок» нашли на склоне возле камня, остановившего его падение. Ко времени приезда бригады скорой помощи архимандрит уже перешел в мир иной. После кадров искореженного автомобиля на оцепленной желтыми лентами дороге корреспондент кратко пересказал факты о намерении настоятеля продать часть монастырских земель и последовавшем за тем митинге. Но поскольку новых данных по сделке у него не было, в прямом эфире пошел следующий сюжет.

На следующий день я позвонила Ване, чтобы узнать о самочувствии дяди. Трубку Иван не взял. Его ханьевская квартира тоже не отвечала. Подумала, что Ваня уехал поддержать отца Тимофея. И решила пока не дергать друга.

Через четыре дня Иван перезвонил и сказал, что дядя умер от сердечного приступа.

ГЛАВА 1. ПЕРВОЕ ПИСЬМО. ДВА ГЕОРГИСА

Ваня приехал вечером. Завидев мечущиеся по серпантину огоньки фар, я выбежала к дороге. Что это он, сомнений не было. Пару часов назад Иван звонил из аэропорта, куда отвез прилетавших на похороны мать и сестру. И оттуда поехал ко мне.

Закусив кулак, я смотрела, как даже на сравнительно прямых участках машину кидает из стороны в сторону. Все фонари на территории и окна в отеле были зажжены, чтобы Ваня не промазал мимо въезда.