Циклопы

Лев Константинович встал, подошел к окну и некоторое время стоял ко всем спиной, разглядывая сад.

В комнате было абсолютно тихо, из-за забора послышалось негромкое фырчанье автомобильного мотора: столичный майор, видать, поговорив еще немного с участковым капитаном, отбыл.

Лев Константинович вернулся в кресло. Сурово поглядел на общество.

-  Вы знаете, кто убил ваших родных? – отважилась на вопрос Зоя.

-  Знаю, - кивнул Потапов.  

-  Почему не сказали об этом полицейским?

Генерал пожал плечами.

-  Роману и Нонне уже ничем не поможешь. А ввязываться в бесполезную бодягу нет времени, я вам сейчас куда нужнее.

-  Но почему?! Вы же знаете убийцу!

-  Не убийцу, а заказчика, - покачал головой Потапов. – И это есть большая, недоказуемая разница.

«Лев Константиныч, - впервые вступил в разговор Завьялов, - а ты уверен, что заказчик именно твой Ковалев?»

«Абсолютно, Боря, абсолютно. Эти два недоумка, выйдя отсюда, сразу же с ним по телефону связались. Я уверен. Не знаю только, что дальше произошло… Ромка с выбитой челюстью разговаривать не мог, значит, Нонка расстаралась. Растрещалась. Чего уж там она заказчику наплела, одному богу известно. Могла пожаловаться и наврать, что я из Ромки признание выбил. Доказательства, так сказать, на лице. Могла сказать, что я сам обо всем догадался и Коваля вычислил…»

«Они что, такие реальные дуболомы?! – искренне удивился Завьялов. – Не понимали, что при любых заказах убирают связующее, а тем более слабое звено?»   

«Они, Борис, не знали, насколько все серьезно. Думали, увлекся старый маразматик мемуарами, дурью мается, бумагу портит… А там все, Боренька, всерьез. Без дураков. Хотя… я, по правде говоря, не все в воспоминания пока включил. Думал еще только – писать или пусть живет спокойно гнида?»

«А что там было, Лев Константинович? То есть будет или есть».

«Да так… - привычно вильнул матерый контрразведчик. – Недавно сняли гриф секретности с одной старой операции, я в архивах покопался, нашел несоответствия. Догадался, кто мою группу подставил».

«На Великой Отечественной?»

«Воин, Боря, и потом хватало, - ушел от конкретного ответа генерал. – Я позже с материалами, бог даст, поработаю и покумекаю: что можно освещать, а чему еще время не пришло».    

Если учитывать, что привычно секретничал Лев Константинович с человеком, засевшим в его мозгах, позиция, мягко выражаясь, наивная. Перед мысленным взором Бориса как будто замелькали кадры боевой фотохроники: растерянные либо озверелые лица потных мужиков в запыленной, присыпанной песком одежде, барханы, пальмы, дохлый ослик… Полутемный кабинет с засиженным мухами портретом заграничного президента. Графин с противной теплой водой. Расспросы, уговоры, шантаж, посулы…

Но это прошлое. Оно проскочило, промелькнуло, почти не затрагивая сердца. Завьялова больше тревожила то и дело появляющаяся картина знакомого оружейного ящика. Того самого, откуда они позавчерашней ночью пистолет достали.

Помимо наградного ТТ в железной коробке хранились пожившая двустволка с потертым прикладом и современная охотничья винтовка с оптическим прицелом. Боезапас в нераспечатанных картонных упаковках.

Завянь хотелось крикнуть генералу: «Не думай, дед, не думай! Оставь в покое винтовку с оптикой, забудь о мести, Ромка сам нарвался!» Но он молчал. Думы генерала были сокровенными, глубоко личными, не  п о в е р х н о с т н ы м и.

Борис проявил тактичность. Решил, что генерал сам справится с желанием прикончить Коваля собственными руками. Остынет понемногу. Ведь глупо тратить остаток жизни на месть и тюремные нары.

Напротив генерала стояла невероятная компания с растерянными лицами (и одной мордочкой), в глазах у Зои блестели слезы. Лев Константинович скривился и потер скулу. 

-  Мне надо позвонить дочери, сообщить, - проговорил и, встав, прошел в кабинет к домашнему телефону.

Завьялов деликатно спрятался внутри чужой души, представил как будто уши затыкает и зажмуривается…

Действительно –  оглох, как по приказу. Ни слова не услышал из разговора Константиновича с родственниками. Чувствовал лишь, как сумасшедше чужое сердце колотится в чужой груди, подрагивают руки. И очень-очень хочется курить!

«Открыв глаза» увидел, что Лев Константинович стоит напротив зеркала, невесело помолодевшее лицо разглядывает. «Что, Борька. Удивится Танечка, когда отца таким увидит?»

Генерал уже почти отошел от опасного для двух разбалансированных интеллектов зеркала, один последний, мельком, взгляд на его поверхность бросил…

И тут же упал на пол, закатившись под письменный стол!

Завянь только-только успел удивиться – чего это на лбу пенсионерского лица появилась крошечная красная точечка, испачкался он что ли? – а генерал, еще даже на пол толком не упав, орал:

-  Кеша!! Зоя!! Отходите от окон, прячьтесь по углам! Нас обстреливают!!

В крик вмешался звон разбитого стекла: в окне появилась небольшая аккуратная дырочка в окружении тонких трещинок. В стене напротив окна возникло жутковатое пулевое отверстие.

Лев Константинович, скорчившись под столешницей, поскреб ногами, чуть выдвинулся наружу и протянул невидимую нить от дырки в стекле до отметины в стене. Мгновенно прикинул направление полета пули…

И начал действовать.

Завянь почувствовал себя горошиной в огромной, трясущейся погремушке! Партизан-пенсионер перекатился по полу веретеном, добрался до двери и на корточках выскочил в гостиную, присел.