Страница 21 из 184
Если бы солнце соизволило разорвать тучи и явить себя земле, можно было бы кататься по льду огибающей замковый холм Теглы; а если бы наконец потеплело – играть в снежки, смотреть, как дети строят снежную крепость…
Но природа скупилась и на тепло, и на солнечный свет, и потому обитатели редко оставляли замок, предпочитая собираться у огня. Галерея по соседству с книгохранилищем перестала быть местом для приятного времяпрепровождения – от больших окон веяло стужей, стекла покрылись ледяными узорами. На замковом мосту гулял холодный, пронизывающий ветер, и даже дозорные старались как можно реже выходить на открытое пространство. Вокруг стен намело снега. Ни гостей, ни врагов не ждали – да и кто в такую погоду отважится на путешествие? А если и решится, то, скорее всего, безвестно сгинет в пустых, враждебных лесах.
Ночами осмелевшие волки покидали лес и в поисках еды подходили совсем близко к стенам, оставляя на белом снегу путаные цепочки следов. Евгения просыпалась от их заунывного пения, в котором порой отчетливо различала слова неведомого языка. Страшно – между королевским замком и Ферном десятки миль пустых полей, чащоб и буреломов, и люди хуже лесного зверя…
И пусть сияние свечей разгоняло холодную тьму, пусть песни звучали одна затейливей другой, жонглеры были необычайно ловки, а пажи весьма искусно разыгрывали сценки королевской охоты или прибытия торжественной процессии в заморскую страну, к властителю в причудливой одежде – на сердце у Евгении было неспокойно, словно она предчувствовала, что ее счастью нескоро суждено сбыться.
Она, впрочем, уже приучила себя к этому состоянию, и не тратила силы на напрасную борьбу. Сожаление о разлуке с дочерью прежде тоже было куда острее, и герцогиня совестилась признаться себе, что, кажется, свыклась и с ним. Застыла, замерзла вместе со всей природой, и мысли текли неспешно, ленивые, серые, несуетные…
О чем там пел Лео вчера, когда настала его очередь? Ланселот и Гвиневра, страстью своей чуть не сгубившие целое королевство? Ах, Анастази порой смотрит на него слишком ласково, нужно обязательно сказать ей, пока не заметил кто-то еще…
Успокоенная теплом камина, герцогиня ждала сестру – которая, по обыкновению, не торопилась, – и почти успела заснуть. В противовес мрачным ночным мыслям, ее нынешняя греза была удивительно светлой. Неожиданно ей припомнился человек, которого она встретила в ту пору поздней осени, когда пастухи возвращают скот с пастбищ и идет первый снег, а на юге, где снега не знают, принято пробовать молодое вино.
Он был высок и статен. Одежда выдавала в нем человека благородного происхождения, но, самое главное – он не просто понравился герцогине, но показался знакомым и близким, и чтобы это понять, хватило всего лишь одного недолгого взгляда.
У самой дороги на Леден, там, где через рощицу бежит ручей, они встретились и разминулись. Незнакомец спустился к воде, чтобы напоить коня, герцогиня же, в сопровождении камеристок и небольшой охраны, направлялась на ярмарку в Гюнттале и торопилась – низкие тучи грозили непогодой.
Разумеется, не было сказано ни слова, но герцогине показалось, что яркое зимнее солнце вдруг озарило ее жизнь, казавшуюся до того серой и пустой.
Вернувшись в Вальденбург на следующий день, она, вопреки обыкновению, ничего не рассказала сестре. Это была только ее, очень личная тайна, и Евгения оказалась не готова открыться – чувство было так пленительно и волшебно-необъяснимо, что хотелось наслаждаться им в одиночестве.
…Звук шагов и шум у самой двери заставили Евгению встрепенуться. Королеве пора было уже появиться. Но вместо Анастази вошел Торнхельм, заполнил собой маленький зал – так высок ростом и широк в плечах, что не человеком казался, а глыбой, героем легенды. Следом за ним показался и Удо, почтительно принял у короля плащ и перчатки, а затем отступил в сторону. Должно быть, юноша сильно озяб – Евгения заметила, как отойдя в сторону, он постарался встать поближе к огню.
Вместе с королем в помещение ворвался прохладный воздух лестничного перехода и легкий запах шалфея.
Евгения поднялась и поклонилась. Собственные страхи сразу же показались нелепыми и мелкими – да и как можно бояться чего-то, когда рядом вальденбургский владыка? Какой волк не признает его своим вожаком?
В ответ на ее поклон Торнхельм только улыбнулся – от глаз лучиками разошлись тонкие морщинки. На его седеющих волосах поблескивали капли воды, и король стряхнул их ладонью. Взял кресло, передвинул от середины стола ближе к камину, чтобы удобнее было беседовать с герцогиней.
Незаметно появившаяся служанка принесла гипокрас и сладости, ловко расставила посуду на столе, придвинула ближе светильник. Евгения не слишком жаловала вино, и всегда пила его сильно разбавленным – над чем посмеивалась даже ее сестра, – но гипокрас был исключением. Смешанный аромат мускатного ореха, корицы и гвоздики наполнил зал, будто согревая его своим пряным жаром – как в далеких, неведомых странах, полных несметных богатств.
Служанка, опустив перед собой сцепленные в замок руки, молча ожидала, когда его величеству будет угодно высказать еще какие-нибудь пожелания. Торнхельму было приятно смотреть на нее – прелестная девушка, такая нежная кожа и красивые, очень ясные глаза.