Страница 181 из 184
Анастази покинула Золотой Рассвет, едва отшумели долгие празднества фастнахта.
Отец и дочь простились довольно холодно, хотя у каждого в сердце было больше печали, чем гнева. Анастази не открыла подробностей будущего путешествия; по ее мнению, барону надлежало знать только то, что целью является Кернский монастырь. Эрих фон Зюдов не препятствовал дочери, ибо был осведомлен об истинной причине ее отъезда, но напомнил, что вальденбургский король разгневается, если Анастази появится в его владениях. О том же несколько позднее осмелилась говорить госпоже и Альма, однако Анастази рассудила, что земное не властно над горним, и бывший супруг не вправе запрещать ей молиться там, где она пожелает.
После Керна по уже расплывшимся, мокрым дорогам добрались до Стакезее и там больше месяца ждали настоящего, уверенного весеннего тепла. Едва установилась погода и большаки перестали тонуть в вязкой грязи, направились в Эрлинген. Путь был долог – сначала по просторам долин, потом каменистыми, путаными тропами предгорий, где уже взметнулись зелеными стрелами луговые травы, топорщились синие шары ежовника, качались ветреницы; отряд двигался небыстро, преодолевая бурные ручьи, прячась в посвежевших перелесках от первых весенних гроз.
Евгения Райнарт сделала все, от нее зависящее, чтобы старшая сестра чувствовала себя в княжеском замке как дома; к услугам баронессы были расторопные служанки и искусный лекарь. Окно в ее опочивальне глядело на восток, на горную гряду, вершины которой прятались в облаках.
…В Эрлингене Анастази провела позднюю весну и большую часть лета. И теперь еще воспоминания так ярки, исполнены такого спокойствия и радости, что на мгновение ей представляется, что она вновь перенеслась в Эрлинген. Но ныне судьба привела ее в другое прибежище – и замок этот зовется Ковенхайм.
Баронесса невольно оглядывается. Обстановка трапезного зала проста – длинный общий стол, скамьи с резными ножками, высокие литые подсвечники у стен. Тонкие колонны с затейливым красно-зеленым узором нацелены вверх, как турнирные копья, и полукруглые своды потолка теряются в полумраке. Над камином, на небеленом камне консоли, укреплен каменный же щит – герб прежних владельцев замка. В левой половине этого щита на белом поле красная лань; в правой, алой – скрещенные золотые ключи, обозначающие укрепленный замок и защиту приграничных владений короны.
Теперь не праздник, и угощение на столе можно назвать скромным, хотя это лучшие кушанья и вина, которые только есть в королевстве. А за окнами – благодатный, щедрый месяц жатвы, и в окрестностях замка, на склонах холмов, зреет, наливается соками виноград.
Трапеза уже окончена; только что подали сахарное драже и гипокрас. Барон фон Зюдов, барон Эрих Реттингайль и остальные слушают, как новый королевский менестрель исполняет жесту о скитаниях благородного рыцаря де Виенна.
Сидя поодаль, возле камина, Анастази имеет возможность наблюдать за ними со стороны. Однако и на нее саму устремлен внимательный взор, ибо напротив нее, в кресле, более похожем на трон, удобно расположился король Вольф.
Тевольтскому государю подают вновь наполненный кубок. Вольф берет его обеими руками и пристально смотрит на Анастази. Заметив это, баронесса опускает взгляд, как и полагается женщине в присутствии мужчин.
Каминное пламя озаряет ее – темные ресницы чуть подведенных глаз, алые губы, правильный, тревожный овал лица, – и Вольф невольно вздрагивает, вспоминая другую ночь и огонь другого костра.
– Я слышал, ты только недавно вернулась в Золотой Рассвет. Весьма длительное отсутствие! Должно быть, у тебя на то имелись веские причины…
– Ты знаешь обо мне более, чем я сама, мой государь, – отвечает Анастази. – Я и вправду надолго оставила дом моего благородного отца, и вернулась лишь в середине месяца сенокоса. Я желала этого странствия и ощущала потребность в нем, ибо душа моя устала и истомилась.
– Успокоило ли столь продолжительное паломничество твою душу?..
– Скорее да, чем нет, мой король. Я побывала в Иденвальде и Тергау, четыре седмицы оставалась в Керне, разделяя с его обитательницами каждодневный труд и находя утешение в молитве и долгих бдениях. Я также была в Эрлингене, и виделась с моей возлюбленной сестрой. Мне оказали там самый радушный и ласковый прием, который только можно вообразить…
– Что князь и его молодая супруга? – король делает несколько глотков, отводит руку в сторону; Куно Реттингайль тотчас же принимает кубок и отступает. – Живут душа в душу?
– О, лучше чем кто бы то ни было, государь! – Анастази улыбается едва ли не впервые за день. – Сей союз – истинный пример того, как супругам, будь они простолюдины или люди высокого происхождения, следует жить вместе. Позволь еще раз поблагодарить тебя, ибо я помню, что без твоего участия и содействия этот союз мог бы так и остаться чаянием…
Вольф улыбается – сколько бы она ни произносила слов благодарности, всякий раз они ласкают слух, будто впервые.
– Я доволен тем, что твой отец и ты явились по моему зову так скоро.
– Разве должно верным вассалам поступать иначе?..
– Барон долго не давал мне внятного ответа, и многие в Тевольте уже стали думать, что ему не по сердцу мои слова.