Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 161 из 184

Король Вольф поднял его с колен и поцеловал.

Королева Маргарита сделала шаг навстречу Лео и подала ему меч с украшенной драгоценными камнями рукоятью. На золоченой гарде с обеих сторон раскинули крылья черные орлы, символ королевской власти. Бывший менестрель с поклоном принял оружие и поднес к губам сияющий, холодный клинок, а потом снова опустился на одно колено и поцеловал подол платья королевы.

– Я, Лео Вагнер, маркграф Восточной марки, клянусь быть верным вассалом моему повелителю. Клянусь не причинять вреда и не покушаться ни на его личность, ни на имущество, ни на честь, ни на семейство. Клянусь также поддерживать и обеспечивать Восточную марку, чтобы она процветала не для моего тщеславия, но к славе и радости моего короля и господина.

– Что ж, маркграф, – сказал Вольф, взглянув ему в глаза; король чуть заметно улыбался и, кажется, был доволен. – Я принимаю твою клятву. Я не оскорблю и не притесню тебя, не нанесу обиды твоей чести и достоинству твоего дома. И буду обязан тебе той же верностью и преданностью, что ты мне выкажешь.

Все же их связывало очень, очень многое: государственные дела, все, что сумели они создать в королевстве за годы, прошедшие со времени битвы на Готтармской равнине. Разгул в часы досуга, искренняя дружба молодости, прошедшей во время правления взбалмошного и лукавого короля Густава – все это не забывается в одночасье. И король, поддавшись радости, положил руки на плечи бывшего менестреля. Зазвучали трубы; их протяжный, однообразный клич заполнил пространство под высоким потолком, зазвенел ровной, непрерывной нотой.

Только в миг, когда церемония была завершена, Лео ощутил, как бешено колотится сердце, как память выметает из головы все слова, что он заучил и произнес, и остается сладкий туман блаженства и гордости – он добился своего! Он, простак, выскочка из захолустья, сын бедного оружейника, взял все, что хотел и мог взять!

Скоро он сам примет положенные клятвы, и точно так же, как король Вольф, повторит, что его собственная преданность будет отражением той верности, что его благородные вассалы выкажут ему. И пусть только попробуют не выказать!

…Утром, когда он явился в Тевольт, ему под ноги кубарем выкатился дворовый мальчишка лет пяти – и застыл, мешая пройти, схватив за колени, задрав голову. При дворе предпочитали многоцветные наряды, и строгая красота черного с серебром одеяния Лео бросалась в глаза. Мальчишка, словно завороженный, засмотрелся на метательные ножи на перевязи – даже среди рыцарей и воинов короля Вольфа немногие могли похвастаться тем, что владеют подобным искусством.

– Пшел с дороги, щенок, – махнул рукой кто-то из сопровождавших маркграфа. – Ну, говорят же тебе, прочь!..

Лео взглянул на паренька – невысокого, белокурого, в нелепой рубашонке не по росту, – надменно и невнимательно, как смотрит всякий вельможа на худородного. Не остановился, лишь чуть замедлил шаг, готовый сам толкнуть в стороны высокие створки дверей – нетерпение его было так велико, что он не мог ждать, пока их откроют перед ним. За спиной послышался обиженный возглас мальчишки – должно быть, кто-то из воинов отвесил сопляку легкого тычка. Лео, не оглядываясь, небрежно кивая в ответ на поклоны, направился к Оружейному залу, и вдруг подумал, что, может быть, именно этот недотепа, схлопотавший из-за собственной нерасторопности, и есть Харальд…





При мысли об этом его охватило досадливое огорчение, никак не идущее к нынешнему торжеству, и он поспешил отмахнуться от своей догадки, как отмахивался от всего, что переставало быть нужным.

Коль скоро все так, то, если верить сплетням, мальчишка еще и внук пленного викинга. Того, по словам Вольфа, старый король очень жаловал за умение слагать песни…

Внук скальда, сын менестреля – что ж, малец даже не знает, как ему повезло!

Лео было известно, что Эрих фон Зюдов пренебрег этой церемонией, хоть и принял королевского гонца. Сослался на неотложные дела, требующие его присутствия, и на уже наступившую в их суровом краю осеннюю распутицу, которая просто не позволила бы ему прибыть в Тевольт к назначенному дню.

Рихард Кленце, напротив, посланника выслушал, назвал маркграфа грубым словом, нисколько не опасаясь, что об этом могут донести, но в королевский замок все-таки прибыл, и теперь стоял среди других рыцарей. Пристально, с мрачным вниманием следил за всем, что происходило в зале.

Но это не могло смутить Лео или помешать ему торжествовать. Он низко кланялся королю и королеве, строго соблюдая все необходимые церемониальные действия, но не умел сдержать своей почти неприличной радости, и улыбался дерзко и надменно. Вместе с титулом он получил место в Королевском совете, и мог полноправно возвышать голос при решении государственных дел. Сыновья его отныне становились баронами, а со временем один из них так же сделается маркграфом и продолжит его дело. Мартин пока еще не мог оценить всей значимости события – у него и так было все, чего желается ребенку, ему хотелось играть, но торжественность обстановки заставляла его на всякий случай крепко держаться за руку старшего брата. А вот Фриц… Фриц все понимал, и улыбался сейчас точно такой же улыбкой, что и отец.

К Лео подходили с напутственными словами и добрыми пожеланиями, ему кланялись, перед ним, кажется, уже заискивали.

Королева Маргарита, счастливую непраздность которой уже не скрывали расшитое золотом бархатное платье и светлая накидка, довольно скоро утомилась от духоты, шума и звона музыки, и пожелала покинуть пирующих. Супруг легко дозволил ей это, ибо понимал, что хорошее самочувствие королевы в таком положении – дело государственное, а не семейное. Два юных пажа вслед за Маргаритой направились к дверям, за которыми фрейлины ожидали свою госпожу. Остановившись на пороге, Маргарита обернулась и поманила к себе маленького Мартина Вагнера: