Страница 150 из 184
Она выгибалась и царапалась, пытаясь сбросить его с себя. Вскрикнула, но крик потонул в тяжелых складках полога, рассеялся в пустоте комнаты.
Гадко, унизительно, хуже, чем боль – однообразие размеренных, сильных рывков, как будто он вгонял себя в нее без любви, без ожидания взаимной нежности, а только с желанием поскорее утолить жажду. Первый раз за время их связи Лео пользовался ею, как вещью; и ей, задыхавшейся в шелке и мехах ложа, распростертой на тончайшем полотне простыней, было стыдно и мерзко оттого, что не сумела воспротивиться.
Но всего ужасней, что даже таким он нравился ей.
– Трахаешься ты бесподобно, Ази, слов нет…
Он наконец отпустил ее. Лег рядом. Плечи его блестели, от него пахло вином, но сильнее потом, словно он делал долгую, трудную, утомительную работу.
– Я не забуду тебе этого, и слов твоих гнусных тоже не забуду, – не глядя на него, сказала Анастази, сворачиваясь клубком, как лесной зверек, зажимая вытянутые руки между колен.
– Не забывай, – сказал он равнодушно и утомленно, и отвернулся, готовый провалиться в сон.
Ему давно хотелось уехать из Золотого Рассвета, ему надоело здесь, в стороне от двора и больших дел, но оставить ее он был не в состоянии. Удовольствие стало оковами прочнее и тяжелее тех, что достаются преступникам и убийцам.
Утром, когда сквозь зыбкий сон Анастази почувствовала, как его руки касаются ее предплечий и локтей, а потом спускаются к бедрам, первым желанием было отстраниться и молча уйти – но она лежала тихонько, словно наблюдая со стороны, пока он соединялся с ней – нежно, мелкими, сначала неглубокими, мягкими движениями.
– Ази? – прошептал он. – Я знаю, что ты не спишь.
– Что с тобой было, Лео?
– А ты развратница, Ази, – он нежно коснулся губами ее шеи. – Тебе ведь понравилось…
Она только крепче прижалась к нему.
Ненужный хлыст и разорванное нижнее платье так и остались валяться возле кровати. Венке убрала их только днем, когда Анастази и Евгения вместе с Лео и князем Райнартом уехали на прогулку.
Свежий рубец то и дело напоминал о себе, и Лео морщился от боли, поправлял тяжелую фибулу, удерживающую плащ. Когда его спросили, в чем дело, только улыбнулся:
– Не обращайте внимания. Анастази… госпожа Анастази сегодня ночью…
И не стал продолжать, словно понял, что говорит лишнее; улыбнулся и отвел глаза, но сам из-под светлой челки глядел на королеву, которая нынче, вопреки обыкновению, была с ним весьма холодна.
– О чем он болтает, Ази? Что произошло? – спросила Евгения, едва мужчины, занятые беседой о делах на Востоке, уехали вперед.
– Так… – Анастази с презрительной усмешкой пожала плечами. – Простолюдин позабыл о покорности и вел себя соответственно своему происхождению, только и всего. Он переменился за последнее время…
Склонившись к сестре, она быстрым шепотом пояснила свои слова, и Евгения сначала разгневалась, а потом задумалась, погрузившись в собственные воспоминания. Да, ей тоже были ведомы резкость, грубость и жадность взаимности – рука на ее шее, холод стены у самой щеки. Но, откровенные и желанные, эти ласки никак не могли быть оскорбительны, потому что в истинной любви не бывает униженных…
– Юха, – вдруг снова заговорила Анастази. – Юха, скажи, это правда, что… Торнхельм и эта девица?.. Элке?
Евгения помолчала, прежде чем дать ответ, и по этому молчанию Анастази все поняла – и опустила голову, глядя на узкую полосу примятой травы под копытами лошади.
– Я не могу сказать ничего предосудительного о короле, ибо не имею на то ни права, ни желания. Однако чего ты хотела, Ази? Нынче сердце его исполнено разочарования и боли. А боль, кажется, легче перетерпеть, если кто-то есть рядом…
– Ну что ж, оно и к лучшему. Не так уж прочны оказались соединявшие нас узы…
Анастази, казалось, хотела сказать что-то еще, и даже подбирала нужные слова, но потом только отмахнулась и дернула застежку плаща.
– Лео!.. Лео, послушай…
Она выкрикнула его имя отчаянно, словно он был неизмеримо далеко, и прижала ладонь ко лбу, словно пыталась остановить поток захлестывавших ее мыслей; менестрель, что-то сказав князю Райнарту, повернул коня и подъехал к ней.
– Моя королева?
Она крепко сжала его руку. Лео склонился и поцеловал ее тонкие пальцы, на одном из которых поблескивало золотом и цветными эмалями его кольцо.
– Анастази, моя королева, может, нам лучше вернуться?
Он казался обеспокоенным, но взглянул на нее как-то по-новому – невозмутимо и строго. И, как весной в Вальденбурге, Анастази вновь почувствовала на запястье тонкую шелковую нить. Тогда эта нить была крепка, связывая их, притягивая друг к другу, несмотря на опасность; теперь же истончилась и гнила – по чьей вине? – и не было силы, способной восстановить ее.