Ангелы не умирают

Где-то под утро они с Алаэлем вернулись домой. Не утруждая себя раздеванием и переодеванием, Алаэль с каким-то утробным стоном, повалился лицом на кровать, даже не смыв косметику. С легкой усмешкой Ангел подумал, что завтра подушку ожидает прекрасный отпечаток черного макияжа. Устало потирая глаза, он прошел в ванну, смыл краску с лица. Скривив губы, что стало уже постоянной привычкой, парень стянул грубую резинку с волос и наклонился над ванной, подставляя голову под струи горячего душа. Вымыв голову, но, не утрудив себя взять полотенце, он прошел в комнату. С омерзением чувствуя, как холодеет мокрая голова, и стекают тяжелые капли с концов волос, он открыл скрипучую дверцу шкафа и наспех взял первое, подвернувшееся под руку, полотенце и жесткую пластмассовую расческу. Алаэль крепко спал, даже не шелохнулся, когда скрипучая дверца закрылась. Хорошенько вытерев волосы и расчесав их, Ангел чиркнул спичкой и, поднеся сигарету к губам, закурил. Затянувшись, он присел на стол возле окна. На столе стояло несколько горшков с кактусами, куда Алаэль бессовестно стряхивал пепел, когда пепельницы не оказывалось под рукой. Выдыхая белый, причудливо струящийся из кончика сигареты дым, он задумчиво смотрел в окно, на абсолютно темный город. За окном снова разразилась злая вьюга, бросая в лица прохожим снег.

Все воспоминания из детства были такими отчетливыми. Потому что каждое воспоминание было ударом. До пяти лет ничего не помнил, но вот после… Помнил, как толпа пьяных мужиков спаивала его дешевой водкой. От нее горела глотка, все внутренности словно плавились, из глаз рефлекторно потекли горькие слезы. Отчасти это была реакция неокрепшего, юного и здорового еще организма. Отчасти от обиды, боли и разочарования. Вот они, родители. Которые должны защищать, уберегать, любить и поддерживать и помогать. А они собственноручно протянули ему стакан и приказали: «Пей», Помнил, как однажды с копейками и серебряной цепочкой его послали в киоск, за дешевой водкой. А продавщица ничего не взяла и ничего не дала. Мальчик пришел домой в слезах, зная, что его ждут побои. Его избила мать. Она кидала в него засаленные жирные тарелки, крича, что он ей больше не сын. Он рыдал, забившись в угол. Мальчика выпороли жестким ремнем, а потом, словно в довершении, несколько раз приложили носом о каменную стену, где были еще кое-где видны обрывки когда-то хороших обоев.

А однажды к ним пришел наркоман, который сидел на игле. Он принес с собой гитару в чехле. Играл-играл. Стоя у закрытой двери с той стороны, Андрей слушал, как играли. Когда все уснули, он зашел в комнату и утащил гитару. Оставлять ее у себя было неразумно, поэтому мальчик отнес ее на крышу соседнего дома, который шел практически впритык к их. Наутро никто ничего не заметил.

Выдыхая дым и стряхивая пепел, Андрей поглядел на разодранный чехол, который вместе с гитарой стоял в углы. Парень устало думал, что где-то в глубине души, он хотел бы, чтобы его любили. Он хотел бы маленький комочек любви, о котором он бы заботился, которого носил бы на руках. Может это и не привело бы к той ненависти, которая переполняла его сейчас ко всем людям, может быть, это смягчило бы его растерзанную в клочки душу. Но как все обернулось. Парень запер все глубоко в себе, и вряд ли бы кто-то сумел достучаться. Бэтори когда-то могла, но она сожрала его сердце, похоронив его в себе. Сердца маленьких девочек разбивают, как хрусталь, а его сердце, отрыгивая кровь, сожрали. Он был ведом лишь равнодушием и злобой. И все. Единственное, что еще держало в тепле, так это друзья.

Его толкали, но он не хотел вставать и отталкивал толкавшего.

- Э, Ангел, вставай!

- Иди в ад… - прохрипел он, убирая чужие руки со своих волос.

- Ты на балконе спал, ты в курсе вообще?

- Да хоть на улице, отстань.

- Уже двенадцать! Я тебе поесть приготовил. – Алаэль не унимался.

- Отстань, надоел… Кыш! Я не спал всю ночь!

- Как не спал, а что же ты делал?

- Думал о смысле жизни, – промычал Ангел, шмыгая забитым носом.

- И как, нашел?

- Не-е, - простонал парень. Алаэль, пожав плечами, отвял. Следующие двадцать минут Ангел безнадежно пытался уснуть, но не получалось. Поэтому Ангел встал, чертовски злой на весь мир.Алаэль сидел за компом и просматривал новости. Он уже успел убраться. Причем, во всей квартире.

- Родители деньги высылают, - проговорил он, прочитав сообщение.

- На что?

- На билеты.

- А как же брат твой? – спросил Ангел, разминая спину. Позвоночник хрустнул.

- Чудно. Его забрали в милицию.

- Как…

- А как людей забирают, – Алаэль повернулся к другу на вертящемся стуле. - Утром приходили с отделения, говорят, так и так, вот Ваш брат задержан. Еще с несколькими. Короче, они у одной женщины… очень богатой, стащили сумку. Ну, а там была приличная сумма. И она их посадила. Трое их было по-моему или четверо.

- Вот так-так. – Ангел сел. – И что же…

- С квартиры его выписали. Квартира моя. – Алаэль поджал губы. – В следующую неделю буду переоформлять документы.

- Но я ведь тебе совершенно чужой.

- Ну, вообще-то нет. Напротив, ты мне не чужой. Ты живешь у меня уже больше трех лет. А во-вторых, это неважно, кому я переписываю квартиру. Как бабушек старых обманывают, и они по глупости переписывают свою квартиру на вообще каких-то левых мужиков. И правда в бумажке этих мужиков и в подписи. Поэтому и я имею право, и сделаю на законных основаниях.

- А работа? – Ангел поднял взгляд.

- Устрою, не беспокойся. – Он ухмыльнулся.

Через три недели Алаэль уехал. Проводив его на поезд, Ангел вернулся домой. Было пусто. Алекс оставил ему практически все. Только ноут забрал. Хотя, по идее, он и не так уж был парню нужен. Уставший и измученный он лег спать, слушая разрывную музыку, и проспал практически целый день. А затем встал, ближе к вечеру, все равно сонный и ленивый. Разминая свои кости, пошел приводить себя в порядок, хотя назвать это порядком можно было лишь при наличии очень бурного воображения. Ангел накрасился и, одевшись в свою привычную одежду, его любимую длинную свисающую футболку, брюки и тяжелые ботинки, вышел, на ходу натягивая один шипастый брасет, и уже в подъезде застегивая на запястьях клепки перчаток. Большего не требовалось. Когда он вышел во двор, все маленькие дети, которые играли, мгновенно разбежались, только он их и видел. Ангел, скривив губы, усмехнулся. Пусть лучше они убегают ОТ него, чем гоняются ЗА ним. Приоткрыв розоватые губы, обветренные, содранные и искусанные, Ангел дышал приоткрытым ртом, глядя, как пар вырывается и растворяется на морозе. Холодный белый снег хрустел под его ногами. Вьюга утихла на какое-то время, неизвестно на какое. Где-то ближе к семи он пришел к садику. Мор, ссутулившись, стоял у стенки и говорил с двумя парнями, которые с увлечением его слушали. Ангел, подошел к нему, облизывая губы и чувствуя, как их приятно щиплет морозным воздухом.