Страница 59 из 62
Карл думал, что после этого боль утихнет, и он сможет подумать о чём-то другом, но думал он только об одном: как Мэг стучится в двери Гранствилла, сходя с ума от страха, а эти двери остаются запертыми перед ней. Это рассказал ему Енсен, пока Карл сидел рядом с Мэг в его доме… Он не мог есть, не мог спать. Сидя в пустых покоях, где всё напоминало о Мэг и Алексе, он пытался собраться, успокоиться и подумать, но не мог. «Мне нужно время. – Успокаивал он сам себя. – Нужно время; нельзя так страдать вечно. Я перетерплю».
Обернувшись на скрип двери, он, вопреки собственному рассудку, не сдержал радостного восклицания при виде силуэта женщины с младенцем на руках. Был миг, сладостный до боли, когда он поверил в чудо и испытал такое счастье и облегчение! Но в следующий миг на свет ступила Юна, с расцарапанной щекой, с хвоей в волосах. Но Карл смотрел не на неё, а на ребёнка.
- Я бы раньше пришла, да не знала, что тут и как, вот и пряталась в лесу, пока подружка не прибежала и не помогла мне пробраться к тебе.
- Господи, Юна… - Хрипло произнёс Карл, руки его тряслись, когда он потянулся к сыну. Гибель этого крохотного человечка терзала его едва ли не страшнее, чем смерть Мэг. Он не прикоснулся к младенцу, мирно посапывающему на руках Юны, только трясущимися пальцами погладил край платка Мэг, в который тот был укутан.
- Я убила его – того самого, что нож бросил. – Гордо улыбнулась Юна. – Он за нами в овраг спрыгнул, ну, и напоролся на мой женский нож – ты знаешь наши ножи! На что хошь, поспорю, что он помучился, пока подыхал! Жаль только, что не успела твою Мэг спасти. Ежели бы она не в церковь побежала, а сразу ко мне! Правда, жалко, честно. Это не просто слова. Я ведь не каменная. То, что она заняла моё место… Да всё равно! И не моё место это было. – Весь её обычный гонор вдруг слетел с неё, она всхлипнула и, опустив младенца на постель, крепко обняла Карла и прижалась щекой к щеке. И Карл, зажмурясь, прижался к ней сам, прижался изо всех сил, чувствуя, что именно это ему и было нужно: чтобы его обнял кто-то, кому не всё равно, кто тоже скорбит о Мэг, кто его понимает… И кто плачет вместо него.
- Как мне быть, Юна?.. – Простонал он немного погодя. – Как жить дальше?! Я всё ещё слышу её возле себя…
- Не знаю, милый. – Всхлипнула она. – Попробовать-то надо.
12.
Когда Карл похоронил отца и Олле и казнил убийц Мэг, Гранствилл приготовился забыть свой страх перед новым королём и зажить своей обычной жизнью. Карл не разговаривал с матерью и Скульдом, запретив им вообще появляться у него на глазах. Юну он оставил в замке, и она взяла на себя заботу о нём и об Алексе, наслаждаясь домашней войной с женщинами: в отличие от Мэг, она не боялась ни словесных шпилек, ни мелких подлянок, а в искусстве портить другим жизнь ей не было равных. У неё хватило и мужества, и великодушия, чтобы совершить подвиг, но в быту она осталась злоязыкой стервой, мелочной и мстительной.
Мэг король хоронить не позволил. Он велел поставить её гроб в главном зале, и когда его пытались спросить, чего он хочет, Карл выходил из себя. Дни шли, а он ничего не предпринимал, сидя на троне напротив гроба, и видно было, что душа его бродит где-то далеко отсюда. Как-то вечером он вдруг потребовал доски и гвозди и сам заколотил дверь в комнату, где так недолго жил с Мэг. Но это тоже ничуть не облегчило его душевной муки. Только стало ещё больнее, когда он осознал, что это бесповоротно.
Что его особенно страшило, так это разговор с матерью. Из слов Эве выходило, что Мэг погубили Скульд и королева, и Карл не знал, как ему быть. Мстить матери он не мог, но оставить это так он не мог тоже, и душевная мука усугублялась стократно. В первые дни Карл думал, что она придёт, плача и каясь, и он… наверное, скажет ей много горьких слов, может быть, наложит на неё какое-то наказание, может, есть какие-то обстоятельства, снимающие с неё вину, или хотя бы часть вины… Не могла она поступить с ним так! Виновен Скульд, и Карл, которого душили ненависть и бешеная злоба, намеренно не желал его видеть, чтобы не убить в приступе ярости и не дать ему отделаться так легко и быстро. Но вот мать… Король, конечно, сам не хотел её видеть, но она могла бы пренебречь его запретом, если бы ей было, что сказать. Так он думал.
Зура… Оплакивала Аскольда. Она любила его искренне, пламенно, так, как только может любить женщина, любила до сих пор, и перед его смертью даже сын и внук отступили на второй план. Зура привыкла думать, что полуэльф переживёт её, и часто в шутку говорила ему, чтобы он не вздумал жениться на другой, когда её не станет… И вот – не стало его. Он ушёл так внезапно, так рано, так жутко! И она рыдала дни напролёт, и не находила в слезах облегчения. Вся в чёрном, она, как Карл, часами просиживала у могилы мужа, не находя в себе сил взять себя в руки. В эти несколько дней Зура из женщины средних лет, цветущей и довольно красивой, превратилась в старуху. Она тоже знала виновного, и как-то вечером пришла к Скульду, держа нож за пазухой: она тоже была из Леса.
- С ножом пришла? – Насмешливо глянул на неё Скульд. – Ну-ну. Нашла виновного?