Марина. Хорошо ли ты меня знаешь

Это странное замечание повисло в воздухе, незамеченное собеседником. Если честно, Сонай тогда еще много чего сказала, но повторять это вслух, да еще тут, не следовало. Она утверждала тогда почему-то, что если оставить все как есть, Сезен Марты будет утешена в своем чувстве. Да, но кто же мог знать, что все так обернется?

Ах, Аллах, Аллах! Думал тем временем генерал Новази. А ведь я столько всего ей рассказал о себе! Как же я не понял? Как не заметил? А если бы заметил и понял еще месяцы назад, что тогда? Что бы я сделал? Вернул бы девушку в семью, запретил бы ей приходить сюда. Она бы плакала. Она не такая, как другие… эти другие вдруг приняли четкое очертание Марины.

Нет, она не такая, как Марина и как Алия. Она бы плакала, долго бы плакала. И не забыла бы меня, как только я исчез из ее жизни.

Так, значит, вот почему она грустила! Вот почему отказывалась ходить на свидания и плохо отзывалась о господине Кая.

Кая!

Не понятно еще как, но это имя прилепилось к имени Сезен Марты, и что-то смутное стало вызревать на краю сознания. Что-то такое грязное, что думать об этом не хотелось.

- Позвони в отдел! – Тем временем, не давая себе еще додумать до конца, начал распоряжаться Новази. – Сообщи, чтоб искали Догукана Кая. Пусть зайдут домой – осторожно, чтоб не всполошить семью. Пусть спросят министра… хотя нет, это я сам. Пусть проверят все места, где он бывал. Клубы, квартиры, кафе.

- Но почему ты думаешь, что Кая…

- Нет времени, Тимур! – Взревел генерал. И это уже был его, привычный голос. Таким он не был много лет.  – Ищи!

А сам взял трубку и перезвонил Шахиду.

Ее искали всю ночь. И ночь эта была долгой.

Птичка появилась сама уже под утро, часов около пяти.

Она медленно шла по спящему, уже просыпающемуся городу. И радовалась – если можно сказать, что девушка в ее состоянии вообще может радоваться – радовалась, что идти еще далеко.

Она устала. Она не спала всю ночь. Кровоподтеки на руках и синяки на лице ясно говорили, что ночь эта была не проста. Но она была жива и даже не обесчещена. Только никто этому не поверит. Она провела целую ночь с мужчиной, и не его заслуга, что она все еще невинна. Впереди сложный разговор с отцом, и она радовалась, что транспорт еще не ходит, а значит надо идти пешком, и, значит, идти еще долго.

- Отец, я пришла. – Скажет она.

- Откуда? Где ты была всю ночь?

- В доме господина Кая.

- Так зачем же ты пришла? Возвращайся…

Нет. Не так. Надо упасть в ноги и заплакать, и просить прощения. Может быть, он простит. Нет, не простит. Отец строг. Он позвонит братьям, и те отвезут ее в горы и… не первый случай в семье. У Эрманов поступают так. Ей ли не знать.

Она бы радовалась, что идти еще долго, если бы на движение оставались силы. Где-то – уже близко к центру – она присела на бордюр, чтоб передохнуть. Жди не жди, а идти все равно придется.

Генералу позвонили около семи утра. Как ни хотелось ему пробегать по улицам всю эту длинную ночь, самолично врываясь в дома и бары, пришлось признать, что пользы от этого будет мало. Звонок прозвучал очень своевременно, когда казалось, выдержать еще хоть сколько-то ожидания стало невозможно.

Голос Сонай произнес в трубку:

- Она вернулась, господин генерал. Вы можете приехать?

- Где она?

- У нас.

- Да, еду.

Вся семья собралась в доме Сонай. Упрямый отец, теперь выглядящий лет на пятнадцать старше, убитая горем мать, молчаливые хмурые сестры с зятьями и родные Тимура. Давно уже не происходило сбора семьи в таком составе. Не видно было только Птичку.

Сонай встретила его в прихожей и, провожая в зал, успела шепнуть:

- Она в порядке. Доктор сделал ей уколы, теперь она спит. Постарайтесь не допустить к ней отца.

- Как он? В ярости?

- Да. И очень опечален. Господин Новази! Мне страшно!

Ободряющим жестом он сжал ей руку. И проследовал в зал. Он сделает все, что нужно, но сначала надо узнать, что же произошло.

Старый Эрман вежливо приветствовал его, но взгляд его был более чем укоризненным. Если б не ты, говорили его глаза, моя девочка не сбилась бы с пути, и не было бы теперь такого горя. Но высказать вслух это он не посмел.

Госпожа Эрман испуганно следила за происходящим. Больше всего она жаждала мира в семье и покоя. Если когда-либо что-нибудь происходило, она старалась все сгладить и скрыть, пока не развеются набежавшие тучи. И вот произошло то, что невозможно скрыть, и скандала не избежать.