Страница 49 из 76
– О чем вы?
– Она сказала что-то вроде… О, дьявол! Я никогда этого не произнесу!
– В палате круглые сутки идет звукозапись, – вдруг отозвался переводчик. – Если вам угодно, я могу расшифровать.
– Да-да, конечно!
Через полчаса Людвиг вновь услышал это нечеловеческое сипло булькающее шамканье.
– И что это?
– Не могу сказать точно. Кажется… не умрет охотник, умрет зверь. По всей видимости, предсмертный бред.
– Я не спрашиваю вас, что это значит! – огрызнулся Людвиг.
Он вышел из института и, окутанный черными мыслями, уехал домой, где сразу же позвонил Адель. Та заверила Людвига, что не ощущала никаких предзнаменований. Это его успокоило. Изменить предначертанную судьбу, зная ее наперед нелегко, но все же возможно. История предсказаний знала подобные случаи. У Адель не было причин что-то от него скрывать.
С этого дня Людвиг жил с ощущением человека, напряженно ждущего прихода болезни. С одной стороны, его обнадеживала защита пентаграмм и спокойствие Адель. Он также знал, что без заряженных предметов цыганские проклятия редко достигают цели. Но с другой…
С другой стороны, в глубине души Людвиг чувствовал, что какой-то отсчет уже пошел. Ему стали сниться страшные сны. Ночью он с трудом засыпал, а днем ходил разбитый с тяжелой головой. На него взяли моду лаять случайные собаки. Даже его прекрасный сеттер верный Рето временами будто не узнавал его и даже боязливо ворчал, словно почуяв в хозяине чужака. Иногда по ночам Людвиг слышал его заунывный скорбный вой.
Людвиг начал терять друзей и хороших знакомых. Те, кто прежде уважали его и заискивали, теперь с разной степенью мастерства скрывали свою неприязнь.
Однажды, будучи на приеме, Людвиг прогуливался по саду и услышал за живой изгородью разговор двух знакомых женщин:
– Он раньше был обаятельным.
– Не смеши! Я терпеть не могу этого карлика! Муж говорит, что он садист и псих.
– Серьезно?
– А думаешь, почему он до сих пор не женат?
Людвиг отпрянул от кустов, сгорая от бессильного гнева и стыда.
В довершении всего последняя встреча с Гиммлером прошла для Людвига крайне неприятно. Рейхсфюрер заявил, что собранные фон Хессом доказательства того, что он, Гиммлер, является реинкарнацией короля Генриха Птицелова, никуда не годятся.
В начале лета измученный мрачными предчувствиями и обидой Людвиг впервые за несколько лет уехал на неделю в свой загородный дом. Альпийский воздух, безлюдье и покой хвойного леса вдохнули в него новые силы. Страх отступил.
В конце концов, ни один тест не подтвердил, что он подвергся смертельному проклятию.
Людвиг перелистывал старые книги, писал мемуары, прогуливался с Рето, вечерами беседовал по телефону с Адель. Война шла только по радио, которое он почти не включал.
В один прекрасный (а впоследствии ставший роковым) день в доме Людвига зазвонил телефон.
– Алло! Как ты смел ничего нам не сказать? – бесцеремонно зарявкала трубка.
Это был Оскар, двоюродный брат Людвига по материнской линии.
– Мы приезжаем – тебя нет! Горничная сказала, что ты пилигримствуешь в охотничьем доме!
Людвиг слишком хорошо знал брата, чтобы удивляться нежданному, необоснованному визиту.
– Охотишься?
– Нет.
– Совсем плохой стал! Мы к тебе едем!
«Вот и конец покою!»
Оскар появился на свет в Саксонии, но это была ошибка провидения, поскольку родиться ему следовало в Америке в штате Техас. Энергичный, своевольный, вспыльчивый, любящий стрельбу и азартные игры. Он имел крепкое телосложение, жесткие как сапожная щетка усы и очень здоровую печень, не знавшую страха перед шнапсом и коньяком.
В годы первой войны Оскар летал на истребителе, отправляя на тот свет британских и французских асов. В послевоенное время пытался заняться коммерцией, но это ему быстро надоело. Он открыл собственную гостиницу, и, еще не обремененный семьей, принялся путешествовать по миру с охотничьей винтовкой наперевес. Он стрелял антилоп-гну и носорогов, продирался сквозь джунгли, тонул в реке и бредил в лихорадке посреди выжженной саванны.
В преддверии новой войны Оскар принялся собирать добровольцев для защиты судетских немцев. К счастью, развод с женой и забота о маленьком сыне поставили крест на этих безумных планах.
Теперь он снова был женат на манерной итальянке Кармине, плохо знающей немецкий. Его сыну Вильгельму шел восьмой год.
Вечером в гостиной царило легкое семейное веселье.
– Рето! Вот молодец! – говорил Людвиг, трепля лохматый загривок пса. – Ты знаешь, что он хотел выступать в цирке, пока я его не купил?