Возвращаясь к себе

- У меня к вам разговор, - начал, едва я переступила порог. – Виктор Романов отказывается от проекта. Насколько я понял, «Атака» будет продаваться, так что наша работа им больше не нужна.

Вот это был удар так удар!

- Это невозможно! – воскликнула я. – Работа на завершающем этапе! Как же так?

- У них проблемы с деньгами, так что наше сотрудничество на этом прекращается. С рабочими он расплатится сам, вам деньги перечислят сегодня – завтра.

Я так и стояла перед ним, как школьница перед директором, и не знала, что сказать.

- Но это еще не все, - искоса посмотрел он на меня. - Поскольку проект закрыт, новых крупных заказов нет, а вся ваша работа распределена между нашими сотрудниками, я не считаю целесообразным наше с вами дальнейшее сотрудничество.

С трудом продираясь сквозь сказанное, я пыталась понять смысл его слов.

- Я не понимаю! Вы меня увольняете? – спросила еле слышно. – Как же так!

- У меня нет для вас работы, - ответил, закидывая ногу на ногу.

- Почему? – все еще не понимала я.

Сначала его лицо оставалось непроницаемым, потом уголки губ нервно дернулись, он вдруг сменил свою расслабленную позу, поставил локти на стол и подался ко мне.

- Неужели ты думала, что останешься здесь после всего? - выплюнул презрительно.

Хотелось к черту послать все свое воспитание и крикнуть ему в лицо: «Мразь! Подонок! Импотент!». Но, видимо, еще не дошла до какой-то черты, точки кипения… Только дрогнули губы. Я встала и вышла с высоко поднятой головой, удивляясь, как могла думать, что люблю этого человека.

Полученных за «Атаку» денег хватило чтоб снять очень маленькую и не очень чистую квартиру на 1-м этаже девятиэтажки почти на окраине города. Нина долго отговаривала меня от переезда, но мне было важно самой начать решать свои проблемы.

Все выходные я выгребала грязь, оставленную предыдущими хозяевами, пыталась создать хоть какое-то подобие уюта. Меня охватила лихорадочная радость от сознания того, что я впервые ни от кого не завишу и никому не должна.

Настойчивый телефонный звонок застал  за мытьем посуды. Посмотрев на экран, я не поверила своим глазам: звонила мама.

- Алло, - сдавленным голосом ответила я.

- Доченька, здравствуй! – радостно воскликнула она. - Лиза, каждый день тебя жду, все локоточки болят, - плакала мама, - а ты все не возвращаешься! Доченька, я все знаю. Какое несчастье! Лиза, приезжай, навести меня, боюсь, умру, и прощенья не попрошу.

Она говорила быстро, на одном дыхании. Видимо, боялась, что я брошу трубку. А я стояла и беззвучно плакала. Как же я соскучилась! Как мне не хватало ее!

- Конечно, мамочка, я приду! – кричала я в трубку.

И уже через час с пакетами, полными продуктов, стояла у родной двери.

Про «умру» мама, конечно, погорячилась. Мне даже показалось, что она выглядит посвежевшей и помолодевшей.

- Ну наконец-то! – радовалась она, помогая мне раздеться.

Мы прошли в кухню, где был накрыт стол и пахло домом и теплом.

- Лиза, деточка, как же так! Как же я одна-то? – начала причитать мама, вынимая из пакетов продукты. – Нечего тебе по съемным квартирам скитаться! Подурила – и ладно! Возвращайся домой!

От прежних властных ноток в ее голосе у меня в груди похолодело. Было такое ощущенье, что я только-только выбралась из болота и вот опять в нем вязну.

- Мам, прости меня, - как можно спокойнее ответила ей, - я, возможно, была неправа, но я хочу пожить одна.

Она всплеснула руками.

- Да как же! А как же я? Как же я в этих хоромах буду жить, пока ты на съемной квартире ютишься?

Про «хоромы» она сильно погорячилась. Наша стандартная двушка сроду не претендовала на такое звание. Но заинтересовало меня другое:

- Мама, откуда ты знаешь про квартиру?

- Так Сережа мне все рассказал, и про квартиру, и про этого гада.

Ах вот оно что! Конечно, кто еще общается с моей мамочкой чаще, чем родная дочь. И я психанула:

- Мама, да о чем ты говоришь! А Сергей поведал, что он меня с работы выкинул? Я же к нему из престижной фирмы ушла, он мне золотые горы обещал!

Она не смотрела мне в глаза. Она знала.

- Лиза, а как ему еще было поступать, когда ты с ним так? – начала неуверенно, но все-таки оправдывать Сергея.

И у меня закончилось терпение:

- Мама, ты ничего не знаешь, - резко оборвала ее я. - И тему эту больше не поднимай.

Она уперлась руками в бока – любимая поза при общении со мной. Все. Спектакль окончен. Актриса снимает маску.

- Тогда вот что я тебе скажу, - начала она приказным тоном, - бросай своего Романова и возвращайся сюда.

Мне стало грустно. Какое родство душ? Какое понимание? Она никогда не попытается понять и не даст мне повзрослеть.

- То есть ты ставишь мне условие: чтоб вернуться я должна бросить человека, попавшего в аварию и прикованного к постели? – спросила я, чеканя каждое слово.

Она утвердительно кивнула.

- Тебя с ним больше ничто не связывает. Лиза, о такой ли жизни мы мечтали! Бросишь Романова – Сергей тебя простит.

- Да за что же меня прощать?

Я вскочила так резко, что задела стол, и бокал на высокой ножке, который она только что наполнила вином, упал на пустую тарелку, заливая светло- желтую скатерть.

- Мама, я этого не сделаю никогда. Даже ради тебя.

Она тоже встала, глядя на мокрое пятно, потом перевела грозный взгляд на меня. Ничего больше говорить не стоит, иначе дойдет до обычных комплиментов в мой адрес.

- Я пойду, - сказала я ей напоследок. - Мне здесь душно.