Страница 3 из 97
Прозрачный ручей ласково журчал, сбегая с каменистого склона, теряясь в густой сочной траве. Мачтовые сосны уходили далеко ввысь, пронзая бирюзовое небо. А воздухом невозможно было надышаться, хотелось ещё и ещё, наполняя до отказа лёгкие, что долгие годы дышали лишь пеплом и пылью. Аэрин сделала новый вдох и с тихим хрипом выдохнула — обожжённая гортань восстанавливалась медленно, но всё-таки с каждым днём становилось легче. Перед эльфийкой лежали пучки трав, собранных другими накануне. Она сама вызвалась перебрать их, очистить от сорной травы и сухих веточек. Выходить за пределы лагеря она не хотела. Не хотела показываться лишний раз на глаза, ловить на себе сочувствующие, понимающие взгляды. К этому невозможно привыкнуть.
Да, лагерь полон эльфов, ощутивших на себе дыхание драконов Моргота. И все они чувствуют себя так же, Аэрин уверена в этом! Разве можно жить как прежде, в один миг превратившись в чудовище почище орка?! Она посмотрела на свои руки и невольно оглянулась в поисках перчаток. Иногда удавалось забыться, особенно, когда оставалась одна. Снова побыть той Аэрин из Балара, что беззаботно бродила по морскому берегу, собирая ракушки, что верила в то, что будущее прекрасно и всё в её руках, стоит только захотеть!
Реальность обошлась с ней слишком жестоко за то, что она преступила законы эльдар, пожелав чужого мужа. Со временем мысль эта овладела ей настолько, что думать ни о чём другом она больше не могла. Лёжа в палатах исцеления без движения, она слушала прерывистый шепот его жены. Слушала её признания и ласковые слова, не предназначавшиеся для чужих ушей. Слушала, как сбивается его дыхание, стоит ей подойти: даже без сознания он слышал её, чувствовал. Что может она, Аэрин, против такой любви? Зачем она ему, пусть даже самоотверженно, преданно любящая? Она бы заплакала, если бы могла, но оставалось лишь лежать и слушать, слушать, слушать… Чужие воспоминания, чужое счастье. Будто кто-то приоткрыл дверь в чудесный яркий мир, напоенный красками и смехом. И ей в этом мире не было места. И не будет никогда.
Аэрин вздохнула, снова посмотрев на руки. Сморщенные, как у эдайн, что поседели и состарились. Ожоги оставили волнообразные рисунки на коже, сморщив и заставив наплывать страшными наростами. Она подняла руку, провела ею по голове, пропуская через пальцы короткий пушок. Волосы только недавно начали отрастать, на голову пришёлся основной удар пламени. Аэрин стиснула зубы: неужели когда-то она могла часами расчёсывать белоснежную копну, придумывая очередную причёску?
Она горько вздохнула и осторожно сняла с колен пучки ароматной ромашки, вытягивая затёкшие ноги. Ей нравилось здесь. Средиземье оказалось прекрасным и, кажется, совсем не тронутым злом. Здесь можно было попытаться начать жить сначала, оставив позади горечь потерь. Она построит небольшой дом на берегу моря, чтобы все окна на бескрайний простор, чтобы крики чаек с утра, чтобы запах воды в лёгких. И будет создавать прекрасные скульптуры из мрамора. Здесь его полно, да какого! Розового, белого с золотыми прожилками. Зеленоватого. Такого на Баларе она не видела. А по вечерам будет рисовать закат. Снова и снова, пока он не перестанет напоминать зарево пламени, поделившее жизнь на до и после…
Мысли снова вернулись к Трандуилу. К любви, что не была больше тайной, но чьё разоблачение не принесло облегчения никому. И которая не стала меньше, лишь разрослась, подобно ядовитому плющу, заполняя всё внутри. Она дышала ею, жила, двигалась, говорила благодаря любви. Просыпаясь утром, она искала взглядом его фигуру, пыталась уловить голос, посмотреть хоть краем глаза. Они провели вместе не один месяц. На соседних кроватях. Так близко. Так далеко. Они много разговаривали, и Аэрин узнавала его ещё больше, проникаясь уважением и благоговейным восхищением к опыту, что успел приобрести молодой ещё синда. Нарэлен ушла, а Трандуил даже словом не обмолвился о ней, но Аэрин видела, как отчаянно стискивает он в руке подвеску, что передала ему Тинвен. В ночной тишине она слушала его прерывистое дыхание и сама задыхалась, крепко зажмуриваясь, стискивая зубы. Как хотелось обнять его. Просто обнять и лежать рядом, слушая стук чужого сердца. Шептать, что всё будет хорошо. Говорить о том, что она всегда будет рядом. Она не предаст. Не уйдёт. Не бросит. Никогда.
Аэрин горько вздохнула, подтянув колени к подбородку, и охнула, попытавшись поймать скользнувшие в воду пучки ромашки. Осторожно доставая цветы, она невольно посмотрела на своё отражение и, не сдержавшись, громко вскрикнула, плеснув ладонью по воде. Чудовище, что смотрело на неё, пугало. Лишённое бровей и ресниц, испещренное багровыми, едва начавшими розоветь шрамами, с прекрасными голубыми глазами, выглядевшими особенно жутко на изуродованном лице. Аэрин всхлипнула и спрятала лицо в ладонях, жалея, что не может плакать. Даже этого слабого утешения она была лишена. Сухие рыдания срывались с губ, жалость к себе разрывала сердце.
Неужели Валар настолько несправедливы, как не раз говорил Трандуил? Ещё до последнего боя она часто приходила в ужас, слушая смелые рассуждения любимого о том, что Валар забыли их и даже то, что они прислали армию, не значит ничего. «Они лишь заберут Моргота, а зло, причинённое им, останется. Что мешало им сделать это раньше? Чем мы прогневали их, что они лишили нас своей помощи? В чём провинились? А теперь вот пришли, в сиянии золотых доспехов. И что? Как пришли, так и уйдут. А нам жить здесь. И бороться со злом, что расползлось по миру благодаря нерешительности и медлительности Валар. И им мы должны поклоняться? Да за что?!»
Эти слова Трандуила теперь находили горячий отклик в душе Аэрин. Каждое слово, пропитанное ядом горечи, теперь казалось правильным. Ведь так и вышло. Их опять бросили. И злость на могущественных духов Арды поднималась в душе, кипя и пенясь. Этой злости раньше не было. Никогда ранее Аэрин не испытывала эмоций, подобных тем, что сейчас буквально захлёстывали. Ярость, обида, презрение, гордыня… Они пугали, но с ними становилось легче. Если это и есть искажение, о котором так часто шептались целители, выслушивая очередную гневную тираду от кого-то из больных, то она с радостью приняла его. Это были эмоции. Они показывали, что она ещё жива.
Иногда она ловила взгляд Трандуила, пропитанный брезгливым презрением к окружающим, и с радостью находила в себе те же чувства. Что могут знать они, все эти здоровые улыбающиеся эльфы о том, что они пережили?! Аэрин чувствовала, как при этих мыслях вскипало ликование, невнятное, но обжигающе сладкое. Они были связаны. Связаны одной бедой. Навсегда.
— Иногда твой взгляд пугает меня. — Из-за деревьев неслышно выступила Тинвен и присела рядом. Аэрин, увлекшись, не заметила её приближения.
— Я пугаю весь лагерь, а тебя лишь иногда? — насмешливо протянула эльфийка, склонив жуткую голову на бок.
— Да, меня лишь иногда, — повторила Тинвен, с горечью отмечая зловещий отблеск в некогда безмятежных глазах. Злость разрушала Аэрин, подтачивая изнутри. Она не понимала этого, отдаваясь губительным эмоциями, но Тинвен понимала, что её добрая, отзывчивая душа не выдержит такого давления. Она сломается. И что тогда ждёт архитектора с Балара? Медленное увядание, пожирание самой себя изнутри. Тинвен вздохнула — Аэрин было за что ненавидеть мир. Но надо смириться. Найти в себе силы и принять случившееся. Иначе впереди её ждёт только тьма.
— Я ещё не закончила. — Аэрин показала на пучки трав, разложенные на земле. Но Тинвен лишь мягко покачала головой:
— Я пришла не за тем. Мы уезжаем.
Аэрин вздрогнула всем телом, пристально заглядывая в глаза Тинвен. Но та лишь грустно улыбалась, ничего не говоря.
— Вы… Когда?
— Через неделю — крайний срок.
— Что ж, значит, вы оставите меня здесь…
— Ты разве захочешь уехать от моря? — удивилась Тинвен. — Я и не думала, что ты захочешь уехать отсюда.
— Я смотрю, ты много думаешь за других, — ядовито ответила Аэрин, но под пристальным взглядом подруги смутилась и опустила голову. — Прости. Я не знаю, что на меня нашло. Я не хотела. Я правда не хотела тебя обидеть. — Она подняла глаза на Тинвен, но та лишь покачала головой и осторожно положила ладонь на обгорелую руку.
— Разве я виню тебя в чём-то? Ты вольна ехать с кем хочешь и куда хочешь. Никто не принуждает тебя оставаться. Как и уезжать с нами. Ты хочешь поехать?
— Ты же знаешь, что да, — прошептала Аэрин, мягко высвобождая руку и отворачиваясь. Голос звучал глухо и еле слышно. — Я не брошу его.
Тинвен неслышно вздохнула, чуть сжав губы, но промолчала. Некоторое время лишь гомон птиц прерывал тишину, царящую меж ними. Наконец Аэрин повернулась и светло улыбнулась. Улыбка, напоминающая жуткий оскал, исказила лицо, делая его ещё страшнее. Тинвен с трудом заставила себя смотреть прямо в глаза, не отводя взгляд.
— Я поеду с вами. Сегодня же соберу вещи.