Ветер в сердце

– Родители где? – озираясь, спросил Полянский.

– Завтракают в комнатах своих!

– Оленька, – почти плача выговорил Андрей Александрович.

У Николя тут же появилось предположение:

– Бежала с Войковским?

– Ты знал? – удивился Полянский. – Знал об их планах и поэтому бросил ее? И мне ничего не сказал? Как же так, Коленька? Почему молчал?

Княжич отвернулся, переживая собственные муки сердца. Клял себя, что так сглупил и не был у Андрея Александровича после той ссоры с Ольгой. Винил только себя в том, что это случилось.

– Надеялся, одумается, или вы согласитесь на их свадьбу, если я откажусь, – прошептал он чуть слышно, теребя ворот рубахи, внезапно ставший таким неудобным.

– Что же теперь... Что же... Падшая женщина? Несчастная? Никому не нужная? Что делать то мне? Что делать?

Полянский уронил лицо на свои мягкие морщинистые ладони и затрясся в тихом рыдание.

– Ну что вы, что вы, – уговаривал Николя, – они поженятся. Может, счастливы будут. Никто и не узнает!

– А женится ли он? – Андрей Александрович поднял на Николя свои мокрые от слез глаза. – Веришь ты ему? Оставишь ли ты ее?

– Но что же я могу?

– Езжайте за ней, коли любите, – услышали они грудной мягкий женский голос.

С лестницы второго этажа спустилась в гостиную графиня Квилецкая. Оба мужчины отпрянули, ужаснувшись тому, что узнал кто-то посторонний, и переглянулись меж собой.

– Не волнуйтесь, я никогда и никому не скажу, клянусь своим добрым именем, – угадала Анна Георгиевна их заботу, – только нет времени разговоры разговаривать. Быстро надо действовать. Можно еще успеть, все поправить.

– Но должен ли я... – начал было Николя.

Он не уверен был, что Ольге нужна его помощь. Раз уж она так хотела замуж за Войковского, имел ли он право вмешиваться.

– И должны, и обязаны, – повысила голос графиня. – Что за мужчины, право, пошли! Не видят ничего дальше своего носа! Я один раз только встретилась с Оленькой и сразу угадала, а вы век с ней бок о бок живете и никак не поймете. Она любит вас, Николай Дмитриевич. Любит! Только голову закружили ей офицерские эполеты! Езжайте уже! А я, Андрей Александрович, с вами поеду.

– Куда же мне ехать? – растерялся Николай, – и точно ли вы не против? – намекнул он на сплетни, что ходили о них, но так никогда и не были ими оговорены.

– Я не так стара, но и не молода тоже. Я вижу прекрасно, что вы влюблены в другую. Пойдите, найдите ее и спасите. Езжайте в гостиницы, если там нет, то в Петергоф. Глядишь, по пути их встретите на перекладных станциях. Только езжайте уже. Не тяните и не отпускайте так просто. И вообще научитесь не отпускать того, чего вам хочется больше всего в жизни.

– Спасибо вам, графиня.

Николай был поражен ее уверенности. Ее характеру. Пожалел секунду, что не в нее так отчаянно влюблен, но тут же отбросил эту мысль. Вместо этого благодарно посмотрел, а графиня улыбнулась ему и подставила руку для поцелуя. Николай едва коснулся губами тыльной стороны ее ладони и помчался седлать коня.

– И мы с вами, Андрей Александрович. Поедемте, не нужно здесь оставаться. Родителям Николя ни к чему знать.

И Анна Георгиевна взяла под руку князя, который был теперь целиком в ее власти, и повела к его повозке. Вместе сели и поехали в поместье Полянских, а Николя уже мчался вперед к постоялому двору, где в свое время останавливался Войковский.

Днем раньше, Антон Войковский, не в силах больше терпеть собственных сомнений, решился-таки отправиться в псковскую губернию. Он уже несколько дней чувствовал себя неспокойно, словно ждал беды. Принимая это странное чувство за тоску об Оленьке, он понял, что нужно ехать к ней и просто увидеться, просто понять, правильно ли он все делает, любит ли она его еще, и также ли согласна бежать с ним, как и тогда. На этот раз Антон не поехал верхом, а нанял крытую коляску и, чтобы забыться хоть на время, заставил себя проспать всю дорогу. К вечеру нашел постоялый двор по приличнее и заселился в номера. Ночь для него тянулась долго. Он ворочался в кровати и все думал о том, что зря собрался в этот путь. Однако назад ехать не хотел. Уж слишком велико было желание увидеться с Ольгой, да и сердце его болело при мыслях о ней.

– Не хорошо это. Ох, как не хорошо, – говорил он себе. – Зря я тут пристроился. Надобно ехать дальше.

Еле дождался рассвета. Как только солнце приподнялось над горизонтом, и дорога стала различима, Войковский уверенно встал с кровати и пошел будить извозчика. Тот кимарил в сарае, положив на сено свой кафтан. Увидел князя, вскочил, удивленный, и спросил:

– Что ужо ехать желаешь, барин? Раненько, однако.

– Пора. Чем быстрее, тем лучше. Думаешь, к вечеру доберемся до нужной деревни?