Страница 128 из 132
Хороши и характерны герои второго плана. Например, второй электрик Игнат Семёнов, приходящий в школу, – отец семейства, достойный, выдержанный человек. При этом себе на уме, любитель крепких напитков – прекрасное «фото с натуры». Хороший друг, мастер на все руки, доброжелательный, готовый помочь. По-своему гармоничен и галантен.
Автор внимательна к именам и происхождению персонажей. На месте и все национальные особенности. Перед нами не унифицированная толпа «многонационального народа»: читатель помнит, кого могли бы звать Агнетой Ковач, что Сергей Кнехт относится к тем, «у кого от немецкого только фамилия и осталась». У Марека вполне характерное отчество «Станиславович». И, конечно, что потерпевшая Санжима Улаханова вовсе не «гастерша», как заключает скучающий и равнодушный полицейский сержант.
Дотошность Марины Викторовны и её привязанность к антропологическим деталям позволяют нам сделать ещё одно любопытное уточнение о времени событий «Осенней молнии»: страной руководит либо нынешний президент, либо верный преемник, блюдущий его память (на что нам намекает имя Владипута из ономастического ряда в «Девять»).
Вспышка света в сером царстве
Напомнив некоторые факты о городе и его жителях, перейдём к удивительно интересной теме: второму плану романа. Его наличие однозначно выводит «Осеннюю молнию» из разряда жанровой в статус хорошей русской литературы, продолжающей традиции неувядающей классики.
Ольге ведь в целом живётся невесело… Чему причиной – окружающая среда. И природа, и люди, точнее, их отношение. И если с экологией всё понятно, то только что мы выяснили, что горожане описаны в основном с теплотой и далеко не безнадёжны. Очевидно отрицательных героев всего пара. И тем не менее вокруг Ольги возникает по-настоящему удушающая атмосфера.
Марина Викторовна, используя в качестве литературного приёма телепатию Точиловой, не раз погружает нас в мысли обычных, «простых» людей, которые случайно слышит героиня. Ольга слышит впечатляющую какофонию, состоящую из раздражения, неприязни и недобрых пожеланий. Таких эпизодов в романе несколько, всякий раз они бьют как током, потрясая правдоподобием и несомненностью именно такого течения человеческого сознания. Что узнаёт Ольга, когда во дворе соседи обсуждают вторую жертву убийцы? В автобусе? На улице? Что думают люди друг о друге, чего желают бабушка с добрым лицом, симпатичный молодой человек в наушниках, прилично одетый мужчина? Желают истово, с раздражением и желчью, своему ближнему, друг другу? Не поленитесь, перечитайте.
Люди, неплохие сами по себе и каждый по отдельности (у нас нет оснований считать, что эти эпизодические персонажи значительно хуже основных), в сцеплении друг с другом, во взаимодействии источают с трудом переносимый дух озлобленности, недоброжелательства и цинизма. Не любящие друг друга, но вмонтированные в стену общества , как кирпичи – плотно, один к другому.
Ольга Точилова приходит к единственно правильному, неизбежно меланхоличному выводу: «Школьники, несмотря на их вульгарность, жестокость, максимализм и (конечно же!) хронический спермотоксикоз, в большинстве своем гораздо лучше, человечнее и добрее людей повзрослевших... То есть тех, в кого неизбежно превратятся через несколько лет».
Наша героиня обладает сильнейшей эмпатией, лучится сочувствием и готова им поделиться. Вот Ольга обменивается словами с учительницей Арефьевой, переживающей развод, а «англичанка» Самойлова посылает им обеим напитанные злорадством и ядом отвратительные пожелания (с виду оставаясь пристойным грузным педагогом!). Ранее Точилова рассказывает соседям, что делает для предупреждения школьников. Типичная мысль стоящего рядом человека: «Ты сама-то на себя погляди, училка-точилка – сиськи торчат, губы намазаны, глазищи бесстыжие, с женатым вон жила сколько времени...» В общем, «гидра разевала свои пасти, из которых доносились совершенно другие слова…»
Точилова пряма и благородна, она противостоит человеческой зависти и низости в меру своих сил. Вспомним её вдохновенную лекцию на классном часе, включающую беспощадное и блестящее эссе о цинизме. Последний принципиально размежёван с сарказмом, указана его опасность, подкреплённая ссылками по памяти на знаменитых литераторов.
Видимо, взаимодействие и сцепление разных неплохих по отдельности людей делают из них вышеупомянутую гидру, озлобленную толпу, глухую стену. «Правоту» которой одобряет и подстёгивает государственное законотворчество, «прогрессирующее» всё дальше и абсурднее. Бескомпромиссным приговором ему – именно ему, а не «уважаемому интернет-пользователю», - служит третье недоставленное письмо из эпилога: автоматическое электронное сообщение угрожает той, чья душа недавно отошла в лучший мир, отключением учётной записи и «мерами административного воздействия». И всякие слова будут лишними при встрече с таким автоматизированным, узаконенным бездушием.
Неужели всё потеряно безвозвратно, ситуация непоправима, личная и общественная испорченность перешли всякие пределы? Да нет же. Для лежавшей в больнице в безнадёжном положении Ольги сдали кровь без малого триста человек!!! «…Точилову знали и любили в городе больше людей, чем она могла себе представить». Любовь и сострадание не покинули человеческие сердца – автор и здесь не дает воли унылой мизантропии. Добрых людей всё равно больше, чем плохих. Но как горько, что для оживления лучших чувств из всех существующих должна произойти подлинная трагедия.