Страница 5 из 7
– Люба, прошу тебя, ступай в комнату. Мы с Грегом должны поговорить, – сказал он сестре.
Грег вёл себя открыто и дружелюбно, но был взволнован, Дмитрий это видел, в неожиданном госте боролись смущение, тревога и жажда действий. Своё оружие он выхватывать не собирался. Дмитрий мыслями обратился к самобичеванию: он был готов голыми руками душить его, боясь за сестру, но кого душить? Своего друга! Человека, который ранее ни словом, ни действием не дал в себе усомниться. Добролюбов пристыженно сел в Любино кресло, которое она уже покинула, скрывшись у себя, и не смел посмотреть другу в глаза. Грег же переборол неловкость и начал объясняться и рассказывать.
– Я приехал сюда так быстро, как только смог, когда гневные взгляды моих тюремщиков устремились в совершенно ином направлении, и не застал тебя. Я кое-что узнал, а понял ещё больше, но, мой друг, – и тут Грег сказал такое, что напрочь лишило Дмитрия желания отдаваться на суд совести, ему стало совершенно не до этого, – что сейчас важнее и о чём я хотел вас предупредить... я абсолютно уверен, что за твоей сестрой ведётся слежка.
– Как? Кто это, зачем? – Дмитрий был совершенно ошарашен, потерян.
– Я всё расскажу тебе, но ты учитывай, что этот интерес напрямую связан и с тобой. Вы ведь были тогда у господина Брашмана, – сказал Грег и поднялся на ноги. – Я уверен, всё это большая нелепица, но мы должны быть бдительны. Я хочу дать тебе возможность противостоять роковым обстоятельствам! Хорошо ты стреляешь?
Только сейчас Добролюбов увидел вытянутую коробочку из тёмного дерева, – она лежала на столе и раньше, никакого чуда в этом не было, он просто был чересчур поглощён Грегом и Любой, потому и не заметил её. Англичанин открыл замочек и достал очень популярную в последние годы модель двуствольного револьвера. И Дмитрий понял, как ошибался он в своём первоначальном суждении. Он слишком поддался влиянию Воробьёва, слишко глубоко погрузился в это ощущение угрозы. За спиной его внезапно раздался глухой стук и вздох. Дмитрий тут же обернулся, чтобы увидеть Любушку: она расширившимися глазами смотрела на руки Грега и побелевшими пальцами держалась за приоткрытую дверь.
– Люба!
– Любовь Николаевна! – смешно воскликнул Грег с совершенно жутким акцентом.
Они вели разговор не на русском, Люба, вероятно, не поняла слов, но испугалась оружия. Дмитрий вскочил и, подойдя, поддержал её за локоть.
– Мой дорогой друг, не волнуйся, это Грег принёс для меня, понимаешь? Чтобы я мог защитить тебя и себя! Сядь, сядь сюда. Я ведь просил тебя выйти.
– Да, да, – Люба продолжала смотреть на шпилечный револьвер, как одурманенная, – Я только хотела спросить, но я... Я и не думала о том, чтобы...
– Что вы, – англичанин спрятал пугающую, холодно сияющую угрозу Любиному спокойствию в ящичек, – я уверен, Дмитрий вовсе не обвинял вас в желании подслушать! Нет и нет! Я клянусь, никто из нас не в обиде.
– Вы хотите... вы хотите поймать убийцу? Хотите убить его? – дрожащим голосом спросила Люба.
Молодые люди коротко переглянулись.
– Нет, душа моя, – наконец, задумчиво промолвил Дмитрий, – мы не палачи.
– Верно, это не наша прямая обязанность, но лучше быть готовыми ко всему. – Грег заметил, что девушка прямо смертельно побледнела, и поправился: – Мы категорически против убийства!
– Вы обещаете не проливать кровь?
Дмитрий закивал головой и сильнее сжал в пальцах ручку сестры. Грег смотрел зачарованно на рязанскую звезду, на молодую девушку с печальными глазами, что засияли в свете свечей скопившимися слезинками.
– ...holy Queen, Mother of Mercy*, – расслышал Добролюбов тихий шёпот нечаянно проронённых слов. Он вдруг сам смутился. – Клянусь честью, мисс!
Заморосил дождь, зажглись фонари Москвы. Добролюбов, тщательно занавесив все окна, задержался в своей комнате. Грег подошёл неслышно.
– Я хочу посмотреть на того типа... Чарльз Стоукер, я видел его, когда только приехал сюда. После ещё посмотрел в окно, он стоял под навесом ближнего здания.
– А я даже не обратил никакого внимания... Ты думаешь, он ещё там, ждёт?
– Сделаем так, – после небольшой паузы заговорил Фортресс, – я выйду, тихо осмотрюсь. Если не замечу ничего, поднимусь снова к вам, но если он ещё там... я сяду в машину, поеду до ближайшей развилки и... Дмитрий, дворы позади есть?
– Да, там ещё наружные лестницы, – ответил Добролюбов. Тут он догадался: – Ты вернёшься незамеченным! Но как?
– Полезу в окно, там коридорный тупик, ты откроешь мне изнутри. А машину оставлю где-нибудь поблизости, – сказал Фортресс и совершенно серьёзно добавил: – Я никогда раньше не испытывал таких чувств. Мне кажется, меня вот-вот разорвёт на крошечные кусочки! Я влюблён, мой друг, влюблён безумно, и я не допущу, чтобы вам причинили вред!
Дмитрий видел влагу в его глазах, слышал твердокаменную решимость в голосе друга. Добролюбов лишь молча, с силой, сжал его плечо, соглашаясь. Он попросил Любу погасить почти все свечи, будто они легли спать, лишь одна осталась стоять на прикроватной тумбе в комнате сестры, да ещё одна в гостиной. Дверь в Любушкину комнату Дмитрий оставил приоткрытой. Полил дождь, загремело высоко над ними, над крышей, сквозь портьеры проступали приглушённые белые вспышки. Добролюбов сидел и ждал, в беспокойстве неустанно барабаня пальцами по подлокотнику, уже готовый выходить в коридор: но рано, ещё рано. В глубине души Добролюбов надеялся, что наблюдатель покинет свой пост, – на улице тьма и дождь, какая нужда караулить их у порога... А Грег всё не возвращался. Значит, этот господин Стоукер ещё внизу. А вдруг он напал на Грега, а если он сию минуту поднимается по лестнице к ним, а Дмитрий об этом ещё не знает? Небеса огласились грохотом, тотчас даже сквозь плотные ткани комнату озарила мгновенная вспышка. Дмитрий вздрогнул.
Он вышел на коридорный этаж, заглянул за угол, туда, где лестница вела на нижние и верхние уровни. Второй раз он вздрогнул всем телом, когда заскрипели тросы и шестерни лифта. Он прижался к стене, сжимая вспотевшей рукой отданное ему оружие, ждал. Лифт замер этажом ниже, постоялец, абсолютно мирный человек, зазвенел ключами и вошёл к себе. Дмитрий, всё это время чутко прислушивавшийся к звукам, утёр испарину рукавом, пару раз глубоко вздохнул. Минутой позже он услышал стук: так костяшкой пальца бьют по стеклу. Добролюбов в эту же секунду был уже в коридорном тупике с небольшим зеркальным секретером у стены, с пуфом для гостей и высокой крупной вазой, единственной задачей которого было хранение старых газет. Грег весь вымок, но он ловко запрыгнул к Дмитрию через небольшой оконный проём, и вдвоём они еле справились со ставнями: ветер мощным потоком бил в коридор. Друзья вернулись в комнаты, оба объятые дрожью. Грег снял свой пиджак, повесил на батареи в гостиной.
– Стоит. Я думал, что он уйдёт, надеялся на это, но нет, он, кажется, и не собирается покидать свой пост, – сказал он, – он проследил за мной до самого поворота. Надеюсь, он не заметил моего взгляда...
– Грег, откуда у тебя это? – Дмитрий поднял руку, пальцы продолжали спазматически сжимать рукоять револьвера. – Это незаконно!
– Незаконно в Англии, если быть точным, в России, а я это проверил в перечне административно-уголовного кодекса, нет запрета на ношение оружия, по крайней мере, подобной модели.
Дмитрий знал, что эти с виду изящные вещицы носили иной раз в Петербурге франты, правда, только затем, чтобы продемонстрировать сложные красивые кожаные переплетения поясов. В общем, хоть и отличались эти двустволки качеством и надёжностью, служили они пустому позёрству и несли абсолютно декоративную функцию. Дмитрий крутанул барабан, отметил его заполненность.
– И всё же откуда?
– У меня есть ещё друзья. Даже среди крыс.
Грег проверил свой револьвер, звучно щёлкнув вставшим на место барабаном.
– Меня не хотели выпускать, – продолжал рассказывать англичанин, – но в дело неожиданно вмешались мой отец и дед, – я говорил тебе, последний, этот старый почтенный джентльмен, в некотором роде имеет вес в обществе. Но мне пришлось подписать ещё пару скользких бумажек, которые... впрочем, это неинтересно.
– Ты точно в безопасности?
– Да. Пока я был под некой разновидностью ареста, я слушал и наблюдал. В ночь второго дня я притворился спящим, было так тихо, а они говорили за стеной...
– Кто это – они?
– Не знаю, я только слышал голоса. Один волевой, грозный, два почтительных, строгих. Они говорили, что был задержан террорист-немец. Он собирался устроить взрыв, проникнув...
Он замолчал и прислушался. Оба затаили дыхание. Им показалось, что внизу выхлопнула пары машина. Друзья подбежали к окну, осторожно отодвинули ткань, совсем с краю. Нет, это был не преследователь, он ещё стоял, в темноте был виден крохотный огонёк его сигары.
– Этот мерзкий тип собирается остаться надолго! – почему-то шёпотом произнёс Дмитрий. – Подожди, я проверю Любу.
Люба сидела на кровати, кутаясь в платок. Одинокая свечка озаряла её руки и колено, свет блестел искорками в волосах и металлических нитях её тонкой накидки. Добролюбов присел на краешек кровати и погладил девушку по голове, а она смотрела в пустоту, не шевелясь. Она всё прекрасно чувствовала.
Когда Дмитрий вернулся к Грегу, тот стоял у окна в той же позе и лишь слегка двинулся, обернувшись к нему.
– Как она?
– Думаю, не сможет уснуть.
Грег помолчал.
– Может, это к лучшему.
– Ты считаешь, он может вдруг... напасть? Зачем? Он же только наблюдает... Постой, а кто он такой есть?
Грохот. Яркая вспышка успела полоснуть руку Грега, когда он опускал край портьеры. Волосы Фортресса были ещё совсем влажные, с тёмных кончиков за ворот падали дождевые капли.
– Разведка Великобритании. Об этом я тоже слышал. Знаешь, – Грег с силой и гневом сжал кулаки, – я был так... так взбешён, меня всего трясло! Я знал, знал, что не всё в порядке в мире, между нашими странами, но я даже не мог представить такую подлость. Ты помнишь, когда скончался Алексей Князевский?
– Да, конечно, это был величайший физик, это он же разработал эту свою великолепную схему, схему Князевского. Он так рано умер, я слышал болезнь свалила его за пару дней, а ему и сорока не было.
– Он не сам умер.
Дмитрий почувствовал, как его живот скрутило болью, страхом. Он попятился, взялся за спинку стула.
– Что ты хочешь сказать, как это – не сам? Что ты слышал?
– Это уже не услышал. Когда меня ввели в кабинет этого... скользкого угря, Стенсона, я набрался смелости и заглянул в бумаги. Его не было, он разбирался с письмом деда, я был один, они даже не подумали, что я буду смотреть в ящики стола: руки были скованы. Но скованы не за спиной, и я смог посмотреть пару отчетов и даже один старый донос. Так и узнал. Биологическое оружие.
– Но Англия всегда выступала против таких разработок! – воскликнул Добролюбов, но опомнился, сказал уже тише: – Как это возможно?
– А вот так, тайно. Я слышал тут поговорку: не пойман – не вор. Не поговорка, а истина. Эта истина меня так испугала, что я не в силах был продолжить поиски. Я сел на уготованный для меня стул и ждал, когда он войдёт. Когда станет говорить о гражданской сознательности, когда предложит подписать ещё эти... Жаль, я мог бы ещё что-то узнать.
– Не кори себя, – Дмитрий дружественно похлопал по его плечу. – Но почему его решили... Почему именно его?! Он был гуманистом, благородным человеком.
– Я так понял, из-за новых проектов. Да, величайший ум! Но что-то в его замыслах было противно Великобритании, и он стал жертвой, олицетворением угрозы... А вот теперь убивают англичан. И немцы тут же!
Дмитрий мог сказать ему про рязанские заводы, про новый прорыв в сфере воздушных машин. Он мог сказать, но не сказал. Так они и просидели половину ночи, изредка поглядывая в окно, их почти сморила усталость, но бодрость и мужество обуяли их, когда преследователь докурил очередную сигару, поёжился и пошёл вверх по улице, – как им показалось, к своей машине.
– Пойдём за ним! – вдруг возбуждённо заговорил Грег, схватив Добролюбова за руку. – Быстрее, Дмитрий!
– Что ты... что ты хочешь сделать?
– Защитить невинных друзей!
Добролюбов зашёл к сестре, увидел её ровную спинку, напряженно расправленные плечи. Она сидела за столом.
– Люба! Мой друг, мой свет, не выходи никуда, слышишь? Сиди тихо, постарайся не спать. Мы... мы должны уйти.
Она только головку повернула. Ему почудилось, что её плечи дрожат.
– Дмитрий!
Добролюбов выскочил вон. Молодые люди не ждали лифта, бросились к лестнице. Снаружи ещё царила кромешная тьма, гроза поутихла, но не окончила заливать улицы ночным ливнем. Грег на ходу надевал просохшую одежду, лишь затем, чтобы тотчас заново её намочить. Но едва ли два друга думали о такой мелочи, они искали глазами преследователя, сами объявив себя охотниками. Друзья воспользовались машиной Добролюбова, ведь Грег оставил свой транспорт в узких дворовых улочках.
«А Воробьёв, – думал Дмитрий, выворачивая руль, – был прав! И опасность грозит нам великая. Это может привести к войне, самой настоящей, страшной войне. Люба в опасности. Но почему, почему же я привёз её сюда?! Остолоп! Дуралей!»
А вслух сказал:
– Нам нельзя приближаться к нему, но я боюсь его потерять. Ты видишь его?
– Да, вижу! Не бойся, если упустим, подкараулим его в гостинице.
– Как? Он остановился там же? Ты уверен, что он следил не за тобой?
– Уверен. Я не видел его с момента освобождения, но он уже стоял под вашими окнами до того, как я сам приехал к вам. Поэтому я уверен точно.
– Но что мы сделаем? Что мы можем сделать?
Грег отвлёкся от дороги, посмотрел на него пламенными глазами.
– Всё что угодно! Надо понять с кем он контактирует, как он намерен действовать, чего нам следует ждать. Может, всё обернётся к лучшему, он поймёт беспочвенность подозрений… – он вдруг замолчал.
– Ты словно проглотил слова.
– Я был уверен, что сейчас силы разведки брошены на перехват немецких радикалов. Ты читал газеты?
– Да. Полиция тоже идёт по этому следу.
– Вот! Он заезжает во двор, прижмись к борту. Остановимся здесь.
– Значит, он вернулся к себе? Где его комнаты?
– Радом с Тейлором. Покойным.
Они прижались к ограждённой бортиками дорожке, машина забурлила, затряслась. Последний протяжный свист, и вот – котёл уже остывает. Друзья пока не выходили. В стекло били редкие и крупные капли.
– Кажется, можем пройти.
Но шли они осторожно. Гостиница вся почти скрывалась в полумраке, в лобби Стоукера не было, полусонные лакеи едва ли вообще обращали внимание на гостей. Дмитрий только заметил смутно знакомое лицо, но тут же успокоился, увидев бляху почтальона на груди. Молодые люди поднялись в комнаты Грега. Дмитрий ждал, пока Фортресс отворит дверь, он смотрел в окна, в противоположное крыло, где ранее был убит один разведчик, а теперь скрылся второй.
– Подождём немного! – Грег вдруг разрумянился, хотя это было совсем ему не свойственно.
– Ищейки переполошили здесь вещи твоей сестры... Я не мог препятствовать.
– Ничего. Прости, скоро мы всё это соберём и увезём.
– Я не тороплю, – Грег взял себя в руки. – Надо посматривать на его номер. Не знаю, что именно он хотел там сделать... Но пока упорядочим все факты!
Дмитрий ещё раз взглянул сквозь стекло окон на запертую комнату, прикрыл совсем немного дверь. Друг говорил еле слышно, приходилось напрягать слух.
– Сперва собрание решено было провести в Петербурге, но вдруг решение, заметь, английской аристократии и некоторых довольно известных механиков, – я подозреваю здесь давление извне – резко меняет курс. Теперь решено устроить приём в Москве. Вопрос: почему?
Дмитрий промолчал. Он не до конца понимал причину своего молчания, он просто не мог и слова произнести.
– Я думаю, дело в начинаниях Князевского. Было решено вызнать информацию о самых востребованных в России направлениях развития. Тут сыграли роль и экономические интересы, и политические, общественные. Ещё я подумал, только не сердись, что Россия может поддерживать связь с Германией. Въезд в империю не запрещён, к примеру, и это несмотря на общую обстановку. Не было введено никаких санкций с вашей стороны. И я не говорю, что это плохо, напротив!..
– Я понимаю тебя. Продолжай.
– И этим могли заинтересоваться шпионы. Думаю, Тейлор был среди нас, пользуясь своим общим интересом в этой научной области. Выходит, убивают английских разведчиков.
– Не учёных? Посмотри, он ещё там?
Грег заглянул в щель.
– Так же. На самом деле, нет. Хотя убитых куда больше, чем освещалось в прессе. Они не являли собою ничего примечательного и мало что внесли в науку. Но только... во дворе Брашмана были правда убиты учёные.
– Я знаю. Англичанин и немец.
– Да, ты же был там. Так вот, это-то и могли быть террористы из Германии. Был ещё убит Роделон, но это произошло в некотором отдалении...
– Если кратко: ты считаешь, что Россия намеренно не препятствовала немцам, чтобы отвлечь внимание от русских учёных.
– И тем самым воспрепятствовать повторению печальной истории Князевского. Дмитрий! – Фортресс припал к стене. – Кажется, дверь открывается!
Они встали как вкопанные. Оба затаили дыхание. Они видели небольшую фигуру Чарльза Стоукера в проёме, как он захлопнул дверь, видели, как, не запирая комнат, идёт он к лестнице. Оба начали осторожно, с замиранием сердец, тот же путь – вниз, в лобби. Их преследователь расспрашивал о чём-то лакея. Друзья тихо прошли мимо распахнутых ажурных дверей, ведущих в залу, завернули в небольшой закуток с выходом в каморки слуг и камеру с механизмом одного крохотного гостиничного лифта, которым толком никто и не пользовался. Конечно, даже отголосков разговора они не слышали, но это не помешало им различить неторопливые тяжелые шаги: то Стоукер проходил мимо их укрытия, поднимался по ступеням. Не к Грегу ли?
Друзья не дожидались, пока мужчина поднимется, вышли в зал и нашли того самого лакея.
– Что тебе только что сказал этот господин? Ну же!
Дмитрий с таким напором спрашивал, с такой силой схватил его за грудки, поднимая над землёй, что слуга, абсолютно перепуганный видом этого могучего человека, поспешил всё рассказать. Ответил лакей Стоукеру всего-навсего на невинный вопрос: не являлся ли в гостиницу проживающий в двести четырнадцатом номере? Не появлялся ли у себя Грег... И служащий ответил англичанину, что вот он, господин Фортресс, здесь и есть, приехал совсем недавно.
Теперь уже сомнений не было. Преследователь зачем-то поднимался именно к своему соотечественнику. Оба друга были напуганы и совершенно не знали, что следует предпринять.
– Комната, – только и сказал Грег. Дмитрий понял его без лишних слов, они оба видели, что Стоукер не запер свои двери. Забыл ли или не собирался надолго задерживаться?.. Дмитрий бежал так быстро, как, казалось, никогда не бегал. В крови гуляло пламя, безрассудное юношеское пламя, а колени тряслись от страха, от возможной скорой расправы. Они добежали до двери быстро, оглянулись на окна и поняли – шпион уже зашёл в покинутый ими номер.
– Дмитрий, давай внутрь! Что там, что?!..
Добролюбов ввалился в небольшую прихожую, огляделся, решил, что все комнаты в гостинице однотипные, а это означало, что расстановка здесь была такая же, как и у его друга. Он доверился своим чувствам и зашёл в спальню, начал вытряхивать ящики тумбочек и стола, не думая о соблюдении порядка. Единственное, что он успел, так это схватить сложенное письмо, выпавшее из папки...
– Дмитрий! Он видит, видит! – закричал Грег из другой комнаты.
Добролюбову ещё не приходилось слышать столько ужаса в его голосе. Он выбежал сразу же и увидел Стоукера, который уже мчался к лестницам с револьвером в руке.
– Что он хочет?! Чёрт побери, что он хочет сделать?!
– Наверх, Грег! На крышу!
Это казалось наилучшим решением. Если они попробуют выбежать через вход, он может их настигнуть. Оставались только лестницы этого крыла. И Дмитрий понял, что ошибался минутой ранее, когда думал, что тогда он быстро бежал, – теперь он мчался с такой скоростью, что в ушах свистел ветер. Они в два мига одолели первый пролёт, на третий этаж, потом второй, – тот, что вёл на крыши. Неужели преследователь всерьёз решил их убить? Какое страшное было у него лицо! Как сжаты были зубы, как таращил он глаза!
– Я знаю, – прерывисто говорил Грег, задыхаясь, весь мокрый от пота, когда они выбивали небольшую запертую дверку, – он решил, что мы его обнаружили. Решил, что сам может умереть!.. Так же... как... Тейлор!.. Что это мы...
– Береги силы!
А дождь так и не прекращался. В лицо им брызнули холодные капли. Дмитрий чуть не упал вниз, но Грег помог ему устоять на ногах. Здесь, наверху, было ещё темнее, ветер с силой толкал их в спину.
Благодаря застроенной Москве, благодаря близости домов, они в невероятном усилии перепрыгнули первую пропасть, дальше – в сторону, потому что прямо перед ними возвышался частный дом, на который они не могли бы запрыгнуть при всём желании. Над головами друзей прогремел выстрел, – то Стоукер выбежал на крышу и пытался прицелиться в одного из них. Грег выстрелил наугад, скорее просто чтобы припугнуть его, заставить замедлиться.
– Бежим быстрей, надо спуститься, мы можем просто упасть! – что есть сил кричал Добролюбов, перекрывая мощью голоса ветер и дождь.
Они бежали, поддерживая друг друга и подгоняя. Побежали вперёд, лишь бы дальше от преследователя, мимо печных труб, мимо низко и стремительно несущихся дымовых струй. Вода заливала глаза, сердце с силой билось внутри, увеличенное трёхкратно, дыхания не хватало, жгло лёгкие. Стоукер снова прицелился, выстрелил. Пуля угодила в металлическую крышу дымохода, выбила сноп искр. Выстрел пролетел совсем рядом, а Стоукер уже был близко, он преодолел уже две крыши. Они, использовав мощный серый дым печи, спрятались за широкой кирпичной кладкой трубы. Дальше идти было некуда, они не смогут больше прыгать и бежать, у них не оставалось другого пути, только укрыться или... принять бой. Стоукер уже миновал призрачную преграду и стоял прямо к ним спиной. Откашливался. Над ними, высоко в небе, двигался воздушный гигант с маленькими светящимися окошками. Стоукер лишь на миг задрал голову, а Дмитрий, выронив револьвер, с силой толкнул его. Их противник вскрикнул и чуть было не упал, повиснув на одной руке.
– Он разобъётся! – отчаянно крикнул Грег в благородном приступе человечности. Он лёг на крышу, протягивая руки к соотечественнику. И чудом избежал пули. Только набух яркой кровью его рукав: Фортресс был ранен в плечо. А Стоукер уже летел вниз, не рассчитав свои силы. Его протяжный отчаянный вопль с силой полоснул Дмитрия прямо по открытой нараспашку душе.
Оба друга посмотрели вниз, на землю пустынного дворика, на брусчатке которого распластался в ужасной изломанной позе английский разведчик.