Страница 6 из 95
Зачем Макс, интересно знать, взял с собой сразу три первые тетради? Думал, что все это прочтет за одну смену? Он, конечно, читал быстро, но это относилось к художественной литературе, а такие вещи мало того что не получается быстро читать – этого нельзя делать. Это все-таки отцовское наследие, и он обязан с ним ознакомиться обстоятельно и подробно.
- Ну а все-таки, может, ты хотя бы скажешь, что это? – опять прозвучал над ухом женский голос.
- Зачем вам эта бесполезная для вас информация? – усталым голосом сообщил Сотовкин, исподлобья уставившись на Анжелику.
- Интересно. Так, просто…
- Когда так просто интересно – это называется праздным любопытством. Это знание не принесет вам успеха в работе, не повысит вашу образованность и не откроет для вас себя. В этих тетрадях конфиденциальная информация, которая касается всего нескольких людей, и вы в их список не входите. Более того, вам она опять же ничего не скажет, никаких тайн мадридского двора здесь нет. Засим прошу более не поднимать эту тему, так как вопросы будут оставаться без ответа. Ясно? – проворчал Сотовкин, пряча тетрадь в пакет.
Дома где-то валялся старый дипломат с кодовым замком. Таскать тетрадь с собой на крыльцо под снег и дождь весьма неудобно, а стоит ему отвернуться, эта Анжелика непременно полезет в тетрадь: слишком любопытное у нее сейчас выражение лица. Собственно, Камелин ничего не говорил о том, что дневники нельзя никому показывать, а ей содержащаяся здесь информация ничего не скажет, но все же – неприятно, когда в твою личную корреспонденцию суют нос из пустого любопытства.
- И да, мы, кстати, на брудершафт не пили, чтобы переходить на «ты» в первый же день, - добавил он, желая оттолкнуть эту любопытную свиристелку куда подальше от своих глубин.
- Первой на «ты» по правилам этикета переходит женщина. Я могу тебе говорить «ты», когда вздумается, а ты первым не можешь, но можешь после того, как скажу я. Так понятнее?
- Мне вообще, по сути, все равно, «ты», «вы», для меня «ты» - это признак более-менее хорошего знакомства. А его мне запрещает моя должностная инструкция. Так что обращайтесь как хотите, а я буду выкать и дальше.
- Почему ты такой вредный? – совершенно беспардонно спросила она.
- Закон не запрещает быть вредным. Закон запрещает конкретные вредные действия, а просто быть вредным или не быть – никакими правилами не регламентируется. Вы полезли на мою личную территорию, я вас не пустил. Логично? Логично. Я не хочу обсуждать содержимое этих тетрадей ни с вами, ни с кем-то еще, потому что они касаются только меня, человека, который мне их передал, и еще одного человека, который уже давно мертв.
Озарение пришло внезапно, как и всегда. Теперь Макс знал, кого ему напоминает тембром голоса эта Анжелика. Да и цвет волос почти такой же, только с большим уклоном в желтизну…
- Если он мертв, ему же все равно, разве нет?
- Если он мертв, мы обязаны выполнять его предсмертную волю, ясно? – не скрывая раздражения, зарычал Макс. – Вам уже несколько раз было ясно дано понять: вас не касается эта информация. И вы ее не получите, потому что ни я, ни посредник, ни мертвец не хотели бы, чтобы кто-то, кроме нас, в нее вникал. Это то же самое, что читать чужие письма. Потом, она все равно ничего не скажет вам. Примените пустое любопытство с пользой для дела. Тренинги продаж почитайте там, я не знаю.
- Как хочешь, - Анжелика резко отвернулась и ушла назад за свой столик, где снова уткнулась в телефон. Макс взглянул на часы. До конца рабочего дня оставалось двадцать минут. Читать вторую запись, наверное, нет смысла: на такой небольшой объем текста у него уйдет, возможно, полчаса, а то и час, лучше заняться этим дома. Таскать дневники на работу больше смысла не имеет. Впрочем, вполне вероятно, что уже завтра никакой работы у Макса не будет: выражение лица Анжелики явно говорило о ее намерении сообщить о конфликте вышестоящему начальству, а уж какими обстоятельствами она его приукрасит – одному макаронному монстру известно. Девочка не привыкла отступать от задуманного, какой бы бесполезной чепухой оно ни было, и, не получив желаемого, будет грызться либо за цель, либо за проблемы для создавшего помехи, вопрос лишь в том, что ей покажется предпочтительнее.
Вернувшись домой, Макс, не торопясь, поел, посмотрел с ноутбука какой-то бестолковый американский сериал, отметив после пары серий, что скачивал его целую ночь совершенно зря, и только ближе к ночи снова вспомнил о дневниках.
Так. Отцу из всего их рода не повезло больше всего – мало того что его собственный отец, Валентин Федорович, дед Макса, рано умер – рано умерла и Максова бабка, успевшая еще перед смертью снова выйти замуж. Выглядит нелогичным, почему Угнетатель не сдал ставшего ненужным пацана в детдом, если, конечно, он его действительно ненавидел. Либо он оформил опекунство и получал какие-то плюшки от государства: как выглядела процедура в те годы и были ли положены опекунам какие-либо выплаты, Макс не знал, надо бы просветиться, как тогда предписывал действовать тогдашний закон. Третий вариант – Угнетатель был просто в корне другим человеком, и ему было не понять наследственный характер Сотовкиных, из-за которого на Макса всю жизнь орали разные начальники – погруженность в себя, медлительность, склонность к разного рода нестандартным мышлениям, по имеющейся у Макса информации, характером на него были весьма похожи и отец, и дед с бабкой по отцовской линии, и даже, наверное, прадед, хотя здесь установить что-то в принципе невозможно – прадед умер еще в лохматом пятьдесят четвертом году. Кстати, прадед-то как раз прожил почти тридцать… как и дед… отец на их фоне умер совсем уже рано, ему едва исполнилось двадцать… Странно как-то. Может, не было никакого родового проклятия или как там назвали бы оккультисты редкий генетический недуг, который абсолютно ожидаемо подтвердился и у Макса, а просто стечение обстоятельств? Ну, болячка была, допустим, у отца, но у деда и прадеда? Хотя… все равно скоро помирать, какая разница-то. Это не лечится.