Страница 41 из 107
– Я передам папе, ему будет приятно, – пообещала я.
Мы втроём ещё некоторое время соревновались в любезностях, после чего художник пошёл к другим гостям, а я наконец получила свой бокал шампанского. После чего мы вернулись к осмотру картин. И, надо сказать, я не жалела, что пришла – картины мне всё же оказались интересны, хоть и не так, как Максу. Видно было, что Гривичев пробовал себя в разных стилях – тут были и графически чёткие цветочные композиции, даже не пытавшиеся притворяться реалистичными, и размытые пейзажи а-ля импрессионизм, и неправдоподобно-сказочные, но очень выразительные картины, и тонко и изящно выписанные до последнего гранатового зёрнышка натюрморты в духе фламандских мастеров.
– А вот это неплохо, – улыбнулась я, останавливаясь перед картиной, изображающей трамвайную остановку под дождём. И трамвай, и пассажиры, и деревья, и здания за ними были обозначены крупными мазками без деталей. Больше всего мне понравился асфальт – те же крупные мазки, но они отлично передавали ощущение мокрой поверхности, в которой отражается всё, что над ней.
– Угу, – без энтузиазма согласился примолкший Макс.
– Что такое?
– Да странно как-то, – Макс оглянулся на выход в соседний зал. – Я его последние картины до сих пор не видел, но… странно.
– А что с ними не так?
– Да вот сама сравни, – Макс быстро прошёл к одному из отсмотренных нами ранее полотен, и я почти побежала следом. – Вот эту, хотя бы, с… нет, не с той, что ты смотрела, она ещё ничего, а вот… вот с этой, хотя бы.
Я добросовестно обозрела обе предложенные Максом картины. На обоих были пейзажи. На первом – спокойная, несмотря на прячущиеся в тумане горы на заднем плане, река, кусты, сосны по берегам, из тумана выступает домик, словно составленный из нескольких пристроек под черепичными крышами. Цвета приглушённые, серые, синие, зеленоватые, даже черепица скорее коричневая, чем оранжевая. Второй выглядел куда жизнерадостнее. Тоже горы, тоже речка, но всё залито солнцем. Солнечный свет пронизывает листву растущего на берегу дерева, так что она приобретает оттенок скорее жёлтый, чем зелёный, хотя видно, что до осени ещё далеко. Зелень на склонах на заднем плане темнее, но всё равно ярка и жизнерадостна.
– И в чём разница? Ну, если не считать разной погоды.
– Женя, – Макс вздохнул. – Ну, вот представь, что ты хочешь купить какую-нибудь из этих картин, чтобы повесить её у себя. Какую бы ты выбрала?
Я снова внимательно посмотрела сперва на одну, потом на другую. И решительно ткнула пальцем в ту, что с туманом.
– Вот видишь. Тут и изящество, и стиль, и настроение… А эта аляповата, верно? Словно Гривичеву вкус изменил. Ну, разок ладно, с кем не бывает. Но ведь это изменение прямо по годам видно. Ранние – одни получше, другие похуже, но все хороши. После – неровно, бывают шедевры, а бывают – так себе. Но все последние… Ну, вон например, – Макс прошёлся вдоль стен и решительно указал на один из натюрмортов. – Смотри, шедевр же.
Я подошла. На небрежно накрытом салфеткой столе стоял глиняный кувшин с несколькими зелёными ветками. Рядом, полускрытая зеленью, красовалась бутылка, на переднем плане стояли два высоких бокала в форме тюльпанов, до половины наполненные тёмно-красной жидкостью с не успевшими осесть пузырьками по краям. Сбоку тарелка с грушами, несколько груш раскатились по салфетке. Совсем впереди лежали серебристо отблёскивающий штопор и круглая булочка с отломленным бочком, да так аппетитно выглядевшая, что хотелось протянуть руку и отломить ещё кусочек. Позади стола находилось окно, сквозь стёкла которого проглядывало голубое небо и ветки близко растущего дерева, должно быть, в саду. Нарисовано было реалистично, но притворяться фотографией картина не пыталась, на ней были отчётливо видны мазки.
– И вот, – Макс, дав мне налюбоваться, повёл меня во второй зал. – Просто красивая картинка, и не более того.
На новой картине был изображён подсыхающий букет полевых цветов, небрежно составленных в широкую, на три четверти пустую вазу. Головки живописно клонились, несколько лепестков и один цветочек лежали на столе. Больше всего картина напоминала увеличенную открытку.
– Словно душу из него вынули, – подытожил Макс.
Я испытала острое чувство дежа вю. Которое ещё более усилилось, стоило мне повернуть голову и увидеть человека, задумчиво осматривающего картины в нескольких шагах от нас.
– Смотри, Пётр Викторович.
– А, верно, – Макс обернулся. – Что, пойдём, поздороваемся?
– Через минуту, – я изобразила смущённую улыбку. – Где здесь можно помыть руки?
– В гардеробе была дверь.
За дверью оказался спуск вниз. В туалете было тихо. Я вытащила из клатча ай-фон, убедилась, что сеть нормально работает в подвале, и позвонила Жене.