Охотница

– Дис?.. Дис-со… – звуки имени, такого родного и привычного, никак не хотели ложиться на человеческий язык. – Потерпи. Потерпи, милая, осталось совсем-совсем немного. Скоро ты вернёшься домой, я тебе помогу, – кто-то наклонился рядом, и я бросила, не оборачиваясь: – Принесите воды.

Человек отошёл. Женя зажмурилась, её рука бессильно упала. Мне хотелось её обнять, но я побоялась вызвать у неё ещё более давящее ощущение. Хотя едва ли это от избытка материи, привычной опытной Охотнице не меньше, чем мне. Скорее, дело было в подавленном сознании.

Вернулся мистер Пейдж и протянул мне стакан. К этому времени Женя уже проморгалась, и я поняла, что она снова стала сама собой. Диссос ушла.

– Что это было? – послушно выпив поданную воду, спросила Женя.

– Просто в тебе пробудилось твоё второе «я». Ты понимаешь, о чём я.

Она нахмурилась.

– Моё второе… Ой, – краски, только-только начавшие возвращаться её щекам, снова исчезли. – Так это…

– Да, да, это самое. Ну ничего, раз ты говоришь, что всё готово, скоро вы друг от друга избавитесь.

– Мне было страшно, – кажется, Женя меня не слышала. – Ей было страшно.

– А тебе – нет? – грубо спросила я. – Поднимайся, нам надо возвращаться.

Женя с моей помощью встала и вошла в лифт. Пейдж, подобравший свою сумку, вошёл в кабину с нами. Путь наверх мы проделали в молчании. Только когда дверь уже открылась, Женя спросила:

– А что такое «Остров Безмолвия»?

– Тюрьма, – лаконично ответила я. Надо же, оказывается, она всё слышала.

Когда мы вышли, поднявшийся навстречу нам Макс тут же бросился к Жене, спрашивая, что случилось. Не давая кольнувшей боли от мимолётной ревности отразиться на моём лице, я отозвала Пейджа в сторону.

– Так вы и есть та таинственная помощница Стивена, о которой он упомянул? – спросил миллионер.

– Она самая. И, мистер Пейдж, нам с вами надо серьёзно поговорить.

 

Операция – или обряд, как его называла та моя часть, что помнила о своём иномирном происхождении и предпочитала пользоваться его терминологией – прошла успешно и как-то очень буднично. Мои страхи, что Бошняк из вредности или по несчастливой случайности причинит Максу с Женей какой-нибудь вред, не сбылись. Соответственно остались невостребованными и намерения в случае чего порезать его в лоскуты, не смущаясь ничьим присутствием. В благополучии же освобождённых душ я смогу убедиться, только когда вернусь в Пустоту. В целом обязательства Бошняка передо мной закончились. А вот мои перед ним – нет.

Сейчас он отдавал последние распоряжения, следил, как свёртывается аппаратура, утрясал какие-то вопросы с Пейджем. Макс и Женя сидели во всё той же приёмной. Женя сосредоточенно копалась в смартфоне, Макс то смотрел в окно, то брал блокнот и принимался что-то рисовать. Рисовал, смотрел, что получилось, вырывал страничку из блокнота, рвал её и начинал всё с начала. Талант ушёл, то, что уже казалось ему неотъемлемой частью, снова стало недоступным, и Макс, похоже, никак не мог заставить себя перестать убеждаться в этом, как человек не может заставить себя перестать трогать языком больной зуб.

Собственно, их дело тут тоже было закончено, и оба могли отправляться куда заблагорассудится – Макс на похороны Любиного мужа, Женя – по-видимому, его сопровождать и знакомиться с будущей роднёй. Но я посоветовала им не торопиться.

Мне было беспокойно, и чем ближе был отъезд Бошняка, тем сильнее становилось беспокойство. Охотники ведь отнюдь не сдались после того, как я выгнала их из холла. Я поговорила с Пейджем, он согласился вызвать ещё людей и расставить их на стоянке и даже на крыше пристройки к зданию лаборатории, такой замечательно плоской, со множеством выходящих на неё окон. Я сама обошла все посты, убедилась, что дверь на чердак заперта, а в коридорах здания нет посторонних. И всё же тревога не отпускала.

Не то чтобы сохранность Бошняка так уж меня заботила. То, что от него требовалось, он сделал, и я едва не поддалась малодушному искушению умыть руки и позволить Охотникам довести их охоту до конца. Но я дала слово… К тому же я вовремя сообразила, что Макс-то с Женей ещё далеко не в безопасности. Да, они перестали быть тюрьмами для чужих душ, и убивать их больше нет нужды, но Охотники-то об этом могут и не догадаться. До тех пор, пока не сообразят проверить потенциальных жертв повторно, или до тех пор, пока с той стороны не поступит отмашка: на этих двоих силы и пули можно уже не тратить.

Так что в ближайшие сутки моим друзьям стоило поберечься.

– Ну что, все готовы? – потиравший руки Пётр Викторович был бодр и свеж, как майский день. – Если да, то можно отправляться.

О визите Охотников я ему не сказала, чтобы не отвлекать занятого человека, и сейчас пожалела об этом. До смерти хотелось стереть это самодовольное выражение с его физии, но… Это было бы слишком мелко.

Макс и Женя послушно поднялись. Было решено, что мы выедем все вместе, и по дороге я послежу, нет ли «хвоста». Если такового не обнаружится, то мои друзья высадятся в Сан-Франциско и заночуют в новой гостинице. Ну а если слежка будет, придётся им вместе со мной проводить Бошняка до аэропорта, а «хвост» попытаемся стряхнуть на обратном пути.