Страница 46 из 61
— Где-то полчаса назад звонил мужчина, — бодро отрапортовал молоденький паренек в идеально выглаженной форме. Явно только недавно из училища. — Когда узнал, что вас нет, просил оставить сообщение. Я вот записал, — и он протянул мне лист А4, где аккуратным почерком было записано несколько строк: «Я видел, кто убил девушку на Садовом кольце. Я видел, и боюсь, меня тоже могут убить. Если хотите узнать, как выглядит преступник, приходите сегодня в восемь вечера к картинг-центру на Дмитровском шоссе. И захватите с собой своего друга-сыщика, извините, но ему я доверяю больше».
— Что-нибудь еще говорил? — я снова и снова пробегал текст глазами.
— Только спросил: «Записали?» Я ответил «да», и он сразу положил трубку.
— Голос какой был? Возможно, говор особый или еще что?
— Говор… да нет вроде. Только высокий довольно. Эмм, я вот подумал, может, и не мужчина это был? Связь была плохая очень, я с трудом слова расслышал. Может, даже женщина с низким голосом, или мужчина с высоким…
Еще на подходе к своему кабинету я услышал, как надрывается рабочий телефон. Поспешно открыв родную обшарпанную дверь, я сорвал трубку.
— Степнов? — Людмила была единственным приятным дополнением к существованию нашего шефа. Она всегда была довольно резкой в общении, но ее грудь примерно пятого размера и коротенькие юбчонки могли заставить простить ей и большее. — Босс вызывает. И предупреждаю, он сегодня сильно не в духе, так что крепись.
Я пообещал, тоскливо посмотрел на древний аппарат, который еще мог похвастать дисковым набором номера, и поплелся «на ковер».
В приемной Люда в очередной раз порадовала меня откровенным декольте, которое притягивало взгляд как магнит жестянку. На мое «вы очаровательны» она только грозно кивнула на дверь шефа. Тяжело вздохнув, я шагнул в «чистилище».
— Доброе утро, Виктор Юрьевич, вызывали? — вытянулся я стрункой у огромного, видавшего виды стола начальника.
— Вызывал, вызывал, — с ноткой угрозы в голосе подтвердил босс. Сам он расслабленно развалился в кресле, мне же сесть не предложил. Мне вот всегда было интересно, люди начинают толстеть, заняв теплое местечко, или на теплое местечко назначают только выяснив, есть ли у кандидата солидный животик? У нашего Галюкова этого добра было в избытке, в отличие от волос. Живот даже не позволял ему близко придвинуться к столу, так что его любимой позой было чуть откинуться назад и задрать ноги на широкую плоскость своего дубового монстра. Именно в такой, мягко говоря, неофициальной позе он предпочитал принимать посетителей. Нижестоящих по званию, естественно.
— Ну что, Степнов. Как идет расследование? Круг подозреваемых уже очерчен?
— Очерчен-то очерчен, только уж больно он широк.
— Неужели? А как скажите мне, как вы допустили еще одно убийство? Вы ищите убийцу, а он у вас под носом совершает еще одно преступление?! — уровень звука становился громче и грознее, — как вы это объясните, а?!
— Мы еще не знаем доподлинно, что оба убийства совершил один и тот же человек… — попытался оправдаться я, по опыту зная, насколько это бесполезно.
— Доподлинно! Да это же слепому видно! Чем вы вообще занимаетесь целыми днями? На рабочем месте вас никогда нет, но при этом и дело не двигается с мертвой точки! Вы еще не знаете меня с плохой стороны, Степнов! — я молча уставился в пол, представляя какой же должна быть плохая сторона, при такой хорошей. Спорить с начальством, а тем более пытаться отстоять свою точку зрения бесполезно, это я уже хорошо знал, так что просто стал в уме считать до ста, чтобы сохранить хладнокровие и не нахамить. При этом главное было не особенно вслушиваться в крики. Конкретных обвинений у Галюкова, как правило, не водилось. За счет подчиненных он просто любил выпускать пар. Вспомнился совет: начальник кричит, а вы считаете, начальник брызгает слюной, а вы считаете, начальник задыхается от злости, а вы считаете, у начальника инфаркт, а вы… что-то в этом роде. Но тут прозвучали новые нотки.
— Я надеюсь это неправда, Степнов, что вы привлекли к служебному расследованию частное лицо? — прошипел шеф.
Скрывать истинное положение вещей было бессмысленно, так что пришлось признаться в содеянном. Галюков даже покраснел от возмущения, которое несколько секунд закипало в нем как вода в чайнике и, наконец, вырвалось наружу потоком воплей. Причем их цензурная часть явно уступала нецензурной. Чтобы выдохнуться ему понадобилось минут пять. Когда я был помоложе и поглупее настолько, что смел ему возражать, взбучка могла длиться до часа. Сейчас укладывались минут в 10—15 в зависимости от тяжести моего проступка.
— Я запрещаю вам делиться хоть какой-то информацией с этим Гордеевым! И если услышу, что вы опять таскаете его за собой, будете уволены немедленно, ясно?!
— Так точно. Разрешите идти?