Страница 207 из 216
Брат взвыл от хлынувшего в комнату белого света. На улице светило солнце и хлопьями валил снег, от тепла он тут же таял, обращаясь в прозрачные лужи. Гарсиласо обернулся к Райнеро, тот накрыл лицо подушкой и наиграно постанывал.
— Сегодня души грешников слетаются на землю, братец. — Гарсиласо старался говорить загадочно, но смех так и рвался наружу. Он выставил руки перед собой, как звериные лапы, стал тихо красться к ничего не подозревающему брату. — Они спускаются к тебе, чтобы... — Гарсиласо подпрыгнул и плюхнулся возле Райнеро, — поздравить тебя!
Брат удивлённо хлопнул глазами и вдруг расхохотался, утянув Гарсиласо к себе.
— Хочешь сказать, они сошли к самому большому, ещё живому грешнику? — Гарсиласо взвизгнул, Райнеро навис над ним, ущипнул его за бок и принялся щекотать.
— Не-е-ет! — Гарсиласо насилу отбрыкнулся, но хохот всё не унимался. — У тебя же день... день рождения! Забыл?
— А ведь верно. — Райнеро упал около него, хохотнул, повернулся к Гарсиласо. — Забыл.
— Поздравляю. — Гарсиласо сдул со лба кудри, приподнялся на локтях. — И желаю тебе... корону! Эскарлотскую.
— Пожелания святых душ должны сбываться, так? — Райнеро вдруг сгрёб его в объятия, поцеловал в макушку.
— Так. А я что, святой?
— Святее не придумать, вон, крылышки прорезаются! — брат опять защекотал подмышками, прошёлся по спине, Гарсиласо взвизгнул и нырнул с головой под одеяло.
— Я не святой! — крикнул он из укрытия.
— Неужели? Ну тогда я уже в слугах Отверженного.
— Нет, правда... — мысли гадко вильнули, уводя далеко от Блицарда — в осень, Эскарлоту, дорогу, страх... — Я не могу им быть.
— Почему?
— Потому что. — Гарсиласо свернулся под одеялом клубочком, пытаясь отогнать ненужные сейчас воспоминания, но они лишь сильнее кричали о себе, хохотали над его жалкими попытками спрятаться.
— Эй. — Райнеро заглянул под одеяло, впустил луч света. — Ты что-то не рассказал мне вчера? Чего я не знаю?
— Я сказал всё... Почти.
Хмыкнув, брат улёгся рядом и выжидающе посмотрел на Гарсиласо. От дыхания Райнеро стало жарко, но покидать этот «домик» совсем не хотелось.
— Я... когда ты уехал, отец сказал мне, что я наследный принц. И я обрадовался. — Почему он заговорил об этом? Гарсиласо сам не знал, но язык не хотел говорить самое страшное.
— И всё? — Райнеро улыбнулся. — Хорошо, расскажи, что же творилось в Айруэле.
— Отец приказал догнать тебя, убить и бросить ему под ноги твой труп.
— Розамунда, должно быть, ликовала...
— Она тебя не любит. Очень. За что? Она мне сказала, ты назвал её суккубой.
Райнеро рассмеялся, отчего всколыхнулась «крыша» их одеяльного убежища.
— Обещаю, когда ты подрастёшь, я расскажу тебе эту историю! Но тебя ведь не моя шкура беспокоит, а?
— Я очень за тебя испугался! Сезар как мог доказывал, что ты уехал и что он тебе не помогал, но они ему не поверили... — Гарсиласо зажмурился и затараторил, чувствуя, как в груди что-то дрожит, подбирается к горлу, цепляясь хваткими лапками: — А потом меня хотели убить, арбалетным болтом, и все думали, что это ты... Райнеро, я честно не хотел думать, что ты убийца, но мне пришлось! Потом приехала Хенрика, я думал, что я в безопасности... Однажды ночью ко мне прокралась донна Морено. Она усыпила маму и пыталась усыпить меня. Но появился Донмигель и сказал нам с мамой уезжать. Его люди уже ждали нас и мы уехали, но... Райнеро, я ничего не понимаю! От его наёмников мы узнали, что Донмигель приказал убить отца и ещё кого-то... А значит он хотел убить и меня? Райнеро...
Брат прижал его к себе, Гарсиласо всхлипнул, спрятал лицо в ладонях, стараясь усмирить рыдания. Его била дрожь, каждый вздох давался тяжелее другого.
— Нет, он защитил тебя от Розамунды. Клюв лишь хотел убрать тебя подальше от трона... расчищал дорогу для... принца-бастарда. Если бы он хотел убить тебя, сделал бы это сразу после того, как прикончил Франциско.
— Но его люди хотели... Райнеро, они чуть нас не убили. Если бы не мама, я был бы мёртв! Теперь ты понимаешь, я должен к ней вернуться...
— Тише, успокойся. Ты вернёшься. Как вы отбились? Ты не пострадал?
Гарсиласо вздохнул, стиснул руку брата, но ощущал в ладонях совсем не её... то была холодная рукоять кинжала, скользкая от крови, не выпустить, не забыть.
— Мама заколола двоих, но третий её схватил, и я... я не помню, как это вышло, на глазах будто красная дымка. Я совсем не боялся, только знал, что смогу и должен. Я убил его, Райнеро. Кинжал вошёл под ребро, так легко, будто разрезаешь окорок, и тот человек упал. Такая горячая кровь, Райнеро, она брызнула мне на руку, липкая и тёмная... Мне до сих пор снится его лицо. Кровь изо рта и выпученные стеклянные глаза.