Яблочные дни. Клинки и короны

Хенрика фыркнула, взмахнула рапирой. Пришлось сойти с места, не дать подсечь себя под сгиб локтя. Выпады сыпались всё чаще. Пригнуться, отстраниться, ещё раз, промедление! Кончик рапиры царапнул подбородок, тётушка с хохотком перешла в наступление. Райнеро нехотя выставил рапиру и как мог легко отвёл первый выпад. Ещё никогда ему не приходилось фехтовать так, чтобы не причинить нападающему ни малейшего вреда.

— Оружие женщины — ум и умение играть глазами. Иногда — слёзы. В крайнем случае — стилет. — Райнеро отводил удар за ударом.

 Хенрика заметно устала, но не прекращала наступать. Она знала много выпадов, в основном блицардской школы. Но вот вытянула руку и нацелилась племяннику в шею. Родная Эскарлота, надо же!

— Боишься, я совсем расцарапаю твоё сладкое личико? — вздёрнув нос, Хенрика подсекла его рапиру в тщетной попытке отвести в сторону и сделать выпад в шею.

— Боюсь вас поранить. — Райнеро подцеплял рапиру и раз за разом уводил вниз. Ведь рано или поздно её кисть устанет, а фехтовать левой она не умеет... Наверное.

— Ты сражаешься хуже маленького мальчика! Только защита, изворотливый ужик! И это Яльте? Кажется, бедная Диана напутала, в тебе явно много дряни Рекенья.

— Не говорите о моей матери таких слов.

— Ах, мы вспомнили матушку? А вот на эспланаде ты лапал её сестру без малейших колебаний!

Райнеро сделал первый выпад, сразу же вынуждая тётушку шагнуть назад. Пора заканчивать этот спектакль, зритель зевает.

— Мне. — Выпад, подсечь, отвести, оборвать, чтобы не задеть бок.

— Очень. — Снова подсечь, увести, тётушка отступает, еле успевая выставлять рапиру, отлично! Ложный удар по ногам, рапиру вниз и резко вверх, тяжесть на клинке, поддеть и в сторону.

— Жаль. — Рапира тётушки со звоном отлетела в угол комнаты.

2

— Наконец-то! Я уже думала, мне придется начать поддаваться. — Хенрика Яльте перебросила на плечо растрепавшуюся косу, расстегнула куртку и небрежно облокотилась о печную полку, стараясь отдышаться как можно незаметнее. Пожалуй, только сейчас он мог рассмотреть её, не оскорбляя. В первый раз она ослепила его кожей белее звезды, во второй от стыда он не поднимал на неё глаз, в начале третьей их встречи предстала воительницей, не оставив шанса за клинком и «доспехом» увидеть суть. И вот, наконец, кажет себя настоящую. Тётушка мало походила на мать, чью редкую красоту признавала даже нетерпимая к северу Эскарлота. У неё была необычная внешность, где сочетались утончённость поколения правительниц и простота сельчанки, что живёт в хижине на берегу моря и плетёт рыбацкие сети. Но стояла она перед Райнеро настоящей королевой, способной владеть собой при любых обстоятельствах. — Для ужа очень неплохо.

— Это комплимент? —  Райнеро пристроил свою рапиру за штору, с этого дня у него завёлся секрет от Рыжего Дьявола.

— Не дождёшься, славненький, — Хенрика подступила к нему воплощённой властностью и грацией. — Будем учиться получать прощение. На колени.

В первые секунды Райнеро колебался. Из уст Франциско этот приказ был сродни пощёчине, но тётушка, похоже, всего лишь приступала к ритуалу. Семейному, не так ли? И всё же Райнеро преклонил только одно колено. Скрипнул жёсткий сапог.

К его удивлению, Хенрика Яльте не выставила из-под юбки туфель с повелением «Лобызай!». Спокойная и деловитая, она опустилась напротив, подобрав под юбку ноги, и взяла его за правую руку.

— Ты — Яльте.

Райнеро усмехнулся, этот обряд он знал лучше всяких молитв. Тут ему в грязь лицом не ударить.

— Мы — Яльте. — Тётушка завладела его левой рукой, переплетя свои пальцы с его. — У нас ледяная кровь и огненные сердца. Они бьются в такт. — Под пальцы правой попала выпуклость, а строго говоря, грудь под хлипкой бронёй сорочки. Отверженный! Райнеро было сдвинул руку в сторону, но тётя вернула её на место. Её сердце тараном стучало ему в ладонь. Что ж, обряд есть обряд. — Пока мы вместе, для нас нет страха. — Тётушка положила ладони племяннику на лицо, оставалось коснуться лбами. И Райнеро завершал обряд со всей правильностью, но волей Хенрики Яльте соприкоснулись не лбы, а губы. Пахнуло росой и подснежниками. Райнеро отпрянул, да эта женщина до скончания дней будет казнить его виной о той похоти!

— Бросьте это… — он осёкся. Странно ли ложилась тень или обманывали глаза, но лицо Хенрики слегка округлилось, сгладились резкие скулы, утратил прежнее изящество нос, посвежели и припухли губы. Над гладким, юным лбом вились пепельные волосы, и Райнеро понял, что поцелует, нет, всегда целовал то место, где они начинают виться.

— Сестрёнка… — его обуяла исступленная радость, природу которой он не понимал. Поднёс пальцы к круглой щеке. За этой нежностью таилась мудрая, жестокая, алчная, не ведающая удержу ни в страсти, ни в крови сущность их рода. — Во зле не знающая зла…

Она накрыла его пальцы тёплой ладошкой, заглянула  круглыми, в пол-лица глазами.