Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 151 из 216

Она замолчала, благодарно, пугливо прижимаясь к нему. Будто он сейчас рассеется бестелесной тенью. Солнце играло в волосах Хенрики, рыжие блики лениво поползли по изголовью кровати, но сейчас это напомнило другой, обжигающий, ранящий, несущий смерть свет. Краем глаза Квентин отметил, как приоткрылась дверь спальни Гарсиласо. Мальчик стоял на пороге, пальцы до побелевших костяшек сжимали дверной косяк со свежевырисованными волками Яльте. На бледном личике — горячечный румянец. Он не глядел на забравшуюся на руки лекаря тетушку, только на него, в глазах плохо скрываемый испуг.

— Мэтр Кертис… — шепот Гарсиласо разломил тишину так же неумолимо, как Людвик вторгался во сны. — Откуда вы пришли?

 

***

 

— Тени подбираются к ней…

— Погоди-ка!

Отто Йоргенсен, последний выживший из лекарского штата, отвлёкся от перевязки и топнул ногой. Тени фрейлин в «рогатых» чепцах дрогнули, разбежались и слились с темнотой. Сверху донизу она ковром покрыла стены спальни.

— Видишь, Лийгарий? Боятся.

Горели, потрескивая, свечи. На каменных плитах пола теперь горбилась носатая тень сидящего на скамеечке лекаря и колыхала рукавами тень помощника, хлопочущего над его спиной. У Йоргенсена была самая лёгкая рука и, как оказалось, самое верное сердце. Кёртис, в «благое время» не отличавший этого лекаря среди прочих, теперь исполнился благодарности за верность и доброту, а вот оценить лёгкую руку не мог. Каждое движение уверенных, прохладных от мази пальцев напоминало о щекотале, которое разворошило спину до кровавых хлопьев. Полутора недель не хватило, чтобы заживить рану… Но хватило, чтобы королева почти уничтожила свой народ. Насколько же быстрее и легче творится зло, когда его мыслят как благо.





— Я об Илэйн, — Квентин вздохнул. — Её разум помрачается всё больше и больше, тени одолевают его.

— Так может… — Отто нагнулся к самому уху Квентина, дохнул заговором и вином, которого они перед перевязкой вместе выпили для храбрости, — бежим? Я слыхал, стражники у Яблочных ворот… ммм… превозмогают боязнь стать тенями, коль подбодрить их драгоценной безделушкой.

— Нет. — Квентин вклинил отказ между шипением и скулежом, неизбежными, когда доходило до обрабатывания пореза под лопаткой. В том месте застряло щекотало, и Илэйн порвала немало плоти, силясь его выдернуть и продвинуться выше. — Я её не оставлю.

Мор закончился, догорели погребальные костры. Но Карлат оставался закрытым и не прекращались смерти. Праздник Кровавой Луны не стал завершением бедам и горестям. Напротив, он ознаменовал начало, новую фазу царствования Илэйн Восемь Мук. Умертвив тех несчастных, что по старой памяти пришли на праздник, и найдя для них спасение в смерти, Илэйн за считанные дни «спасла» большую часть обитателей королевского замка. Тени фрейлин, стражников, слуг и поваров поначалу держались у тех мест, где были при жизни, в то время как их тела, стащенные во двор замка Квентином и Отто, сгорали и разносились пеплом. Вскоре, немного осмелев, тени сдвинулись со своих мест и теперь блуждали повсюду, готовые окружить свою королеву по первому её зову почтительной, хоть и трусоватой свитой. Пожалуй, Квентин почти привык. Тысячи погибших у него на руках от хвори притупили его впечатлительность, да и навалившиеся на него дела по хозяйству замка не оставляли времени на страх. Но когда теням приходила охота отделиться от поверхностей и поднять на него глаза, у Квентина кровь стыла в жилах, шевелились волосы на затылке и горела перекатами боли спина. Луна вглядывалась в него через их глазницы, и он чувствовал себя уязвимее, беспомощнее, обречённее, чем под щекоталом в руках королевы Илэйн.

Так разве может он оставить её одну в этом царстве теней и перепуганных, озлобленных людей? Разве может он оставить её, когда отчасти сам виноват в случившемся?

— Лийгарий, Лийгарий, солнце сюда не вернётся, не взойдёт здесь больше, может, так тебе понятно? — Судя по расшевелившейся тени, Отто Йоргенсен покачал стриженой под горшок головой и вздел руки над спиной пациента, оценивая свою работу.

Квентин осторожно повёл плечом. Порванная кожа болезненно натянулась, но боль ослабевала по мере того, как застывала мазь. Её резкий, но свежий запах улетучивался, и отовсюду опять несло пылью, сыростью и спёртым воздухом. Окна в опочивальне королевы Илэйн были заколочены со времени мора. Солнце для обитателей замка впрямь не всходило.

— Есть вещи, которые наш мирок понять не может, — втолковывал Отто туповатому заступнику королевы-ведьмы и с треском рвал полотняную ткань на перевязку. — Поэтому-то Подхолмы хранят своих фей, Заокраинный край — Трольб, Файвут и Гэрбь — прячут за нищетой и убогостью пугающие секреты. Они скрываются, они не кричат о своей необычности и не встревают в людскую жизнь. А эта твоя королева! Мало того что объявила себя Белоокой со всем причитающимся, так ещё оскорбила этим поистине высшие силы, ну а те этакой дерзости, само собой, не снесли… И теперь её край погиб и сам по себе, и для света. Свет уже старается забыть о нём. Я убеждён, где-то в роскошных залах Прюммеанского дворца Святой совет швырнул о мозаичный пол восемь преломлённых свечей и предал одержимую тенью Отверженного ведьму и её землю анафеме, запретил прюммеанам приближаться к этому месту под страхом ереси! Дороги к Карлату пусты уже много дней, не считая бежавших. Даже этот лось Пепинус, король Рокуса, стряхнул с пальцев сахар от пастилы и отрёкся от дружбы со своей Избавительницей Мигреней и Подагр. А он-то всегда был защитой её маленькому, без армейки и укреплений, Карлату. Весь мирок уже понял, что эти тени, ЭТИ ТЕНИ, Лийгарий, не исчезнут с рассветом.