Страница 150 из 216
— Я всё сделаю, только не трогай их, — выдавил Квентин, превозмогая вой ветра, борясь с охватившей тело болезнью. Он старался гнать от себя видение покрытой чёрными гнойниками Хенрики, хрупкой, слабой, умирающей, из последних сил прижимающей к себе сына. — Прошу. Я оставлю их, я пойду в Карлат, только не трогай... — Квентин уже не мог встать, грудь горела, во рту пересохло, зуд волнами прокатывался по рукам и ногам. Солёный, подгнивший запах пляжа, крики чаек, обжигающий песок, тень лодки...
— Вот и умница. — Квентин не заметил, как сквозь черноту туч пробилось солнце. Людвик, снова в человечьем облике, подставил голову последним каплям дождя и тряхнул вымокшей головой. Нарывы с запястий стекали черными разводами краски. — Возвращайся в явь и помни наш разговор, «мой Квентин».
2
— Квентин…
Он пытался разлепить веки, лишь бы прогнать сон. Больше не слышать. Не чувствовать. Прогнать.
— Мой Квентин, мой…
Это не Людвик. Хенрика, явь! Сквозь пелену Квентин различил, как женщина падает к нему на руки. Хенрика вцепилась пальцами в его плечи, спрятала лицо на груди. Сон сорвало как знойную испарину соленым ветром. Соль здесь правда была: Хенрика билась в рыданиях, почти выла, силясь что-то сказать. Чар Людвика не понадобилось, чтобы сердце заколотилось как в последний раз, ударило в виски ужасом, бедой. Как лекарь Квентин уже рассматривали собственные руки, оголенные плечи Хенрики, открытые задравшейся сорочкой ножки, но никаких следов нарывов не находил. Как «отец семейства» Кёртис Квентин готов был завыть вместе с Хенрикой. От неизвестности, домыслов о самом страшном. Дверь в спальню Гарсиласо Хенрика оставила приоткрытой, но из-за нее не доносилось ни звука. Сейчас он выбежит на носочках, как раньше. Подкрадется к Квентину и дунет в ухо, чтобы тот проснулся. Им надо в лазарет, уже раннее утро…
— Квентин… За что?
Кертис понял, что гладит Хенрику по голове, плечам, обнимает и вместе с тем пытается отстранить. Ему нужно к Гарсиласо. Хенрика сжалась, уперлась коленкой ему в живот. Взять бы ее на руки, уложить, но она лишь протестующе вцепилась в его шею. Придерживая ее, Квентин сел, оперся голой спиной о резную спинку кровати, почти не ощущая изгибов дерева из-за шрамов.
— Нет, нет, не уходи, не слушай! Ну пожалуйста! Ты не можешь! Квентин…
Она подняла на него заплаканные глаза, сейчас они особенно ярко сияли голубым. Раскрасневшееся, мокрое от слез личико исказило гримаса рыданий. Распущенные волосы разметались по плечам, спутались. Она проснулась и пошла к племяннику, она любила целовать его в кудри. Она любила будить его как своего сына, сейчас, когда они жили в бывшем доме губернатора Фёрнфрэка, жили королевой и принцем. Жили. Потому что Квентин вором прокрался сюда и украл у них эту жизнь.
— Хенрика, что с ним? Родная, ну же, скажи мне. — Она только замотала головой. В прошлом Квентин видел, как беда без разбору стучится в дома бедняков и богачей. И сейчас она постучалась сюда, в дом с богато обставленной спальней и смежной детской, забралась во сны, для которых нет разницы между людьми. — Я могу зайти к нему и посмотреть?
— Нет! Не трогай его, он спит.
Квентин крепче сжал Хенрику в объятиях, она дрожала как в лихорадке, всхлипы то стихали, то учащались. Он припал губами к её макушке, прикрыл глаза, веки ожгло огнем. Сколько раз он слышал эти слова от матери, которая прижимает к себе мертвого ребенка и не может поверить…
— Тень…
В висках кольнуло холодком. Квентин посмотрел туда, где в свете утреннего солнца должна была тянуться его тень по помятой подушке Хенрики.
— Что?
— Он назвал меня тенью, — Хенрика хрипло зашептала, приникая щекой к плечу Квентина. — Его мучил кошмар, я пыталась разбудить, и сквозь сон он назвал меня… мамой. Мамой. — Голос сорвался, она сглотнула слезы. — Но потом он закричал, смотрел на меня и кричал, что я тень. Он говорил о каком-то колдуне, о том, что тот читает людей как книгу… О том, что ты должен уйти…
— Тшш, это был только сон, ночной кошмар. — Квентин мягко сдавил плечо Хенрики, прильнул губами к горячему виску. Людвик все рассказал Гарсиласо, но отпустил. Квентин чувствовал, как трепещет сердце Хенрики, перебивая его собственное. Он вор, он беда, он должен уйти от них, пока не поздно.
— Ты не оставишь нас?
— Родная, зачем королеве Андрии какой-то лекарь?
— Не говори этого! Ты мне нужен, здесь… Я одна, Квентин, даже если получу власть и смогу защититься от Лауритса, я буду одна. Пожалуйста, Квентин. Я больше не хочу быть одна. Мне страшно.
— Я с тобой, я здесь.