Страница 139 из 216
Фёрнфрэк
1
Особнячок, где устроился главнокомандующий, выглядел мрачным и приземистым из-за крупной, почти чёрной кладки, маленьких, утяжелённых наличниками окошек и плоской крыши. Он явно не желал принимать гостей и попадать в хроники. Хенрика, конечно, пробралась к дверям, заставив Квентина использовать преимущества его роста и честь преподавательской мантии, но «старой знакомой» Рыжего Дьявола предсказуемо не открыли. Пришлось довольствоваться местечком у крыльца, ужасно ненадёжным. Отсюда могли погнать и обитатели дома, опасливо поглядывающие из окон, и сами просители, толпящиеся у стен. Да, для запасного замысла Хенрики место было и вполовину не так хорошо, как старый королевский замок в Хильме.
И она, конечно, пожаловалась на это Квентину, прижавшись к нему, животворному и тёплому, вплотную. Вместо того, чтобы утешить её объятиями, зануда разъяснил ей достоинства их положения. Оглядываясь, Хенрика нехотя признавала его правоту.
Квартал дворянских особнячков граничил с площадью Наместницы, центром «тековской» половины. В мирное время это соседство означало, что дома стоят напротив друг друга в целых пяти триттах, под мощёной улицей устроены подземные канавы, куда стоки и грязь стекают через зарешеченные отверстия. В послевоенное время значение имело то, что площадь Наместницы и ближайшие к ней улицы были целы, нетронуты осадной армией, очищены от снега, чисто вымыты и составляли пугающий контраст с «ректорской» половиной города.
Ублюдок Рекенья сам уложил Фёрнфрэк в руины и залил кровью. В «тековскую» половину Хенрика пробиралась, притиснувшись к Квентину и надвинув как можно глубже капюшон. Необходимая предосторожность. С одной стороны, она как Яльте испытывала удовлетворение, жегшее сердце ровным, чёрным огнём, ведь мятежники должны нести наказание за своё непослушание. С другой стороны, её тело всегда отличалось исключительной памятью — живот сжимало спазмами, ныли ушибы, холодела кожа, стоило ей глянуть по сторонам.
Среди развалин домов резвились мародёры, судя по устаревшему оружию и красно-белым обрывкам, недавно входившие в ополчение Андрии, в то время как осадная армия вела себя на диво смирно, ничего общего с блаутурцами времён Девятнадцатилетней войны. Тела погибших, сомлевших от дыма, погоревших от огня, разорванных ядрами, придавленных обломками, никто не убирал, и они мешали пройти и жутко воняли. Да и с реки всё ещё несло вонью — от забивших подводную решётку трупов, бумажной мельницы и переплётной мастерской, разгромленных ядрами. На крылечках уцелевших домов теснились, ругаясь и причитая, вернувшиеся или никуда не уходившие «погорельцы» с пожитками, а уж сколько их набилось внутрь!
Университетский секретарь, дружок Кёртиса, сегодня с торжественностью сдал университет победителю, который был всё так же рыж, благодушен и некстати смешлив, ведь предъявил он только одно, бредовое требование — переименовать библиотеку в честь его жены. Лазарет работал как раньше, больше того, в университет впустили лишившихся крова женщин и детей, по дурости мамаш не отосланных до осады из города. На месте взорванного со всеми строениями моста люди Рыжего Дьявола перекинули между частями города временную переправу. С немалым испугом Хенрика преодолела эти сколоченные, шаткие доски, Тайг под ними пенилась грязной вонючей водичкой, а на ней красовалось единственное лучшее платье. В «тековской» половине начинали обход люди Оссори, и Хенрика из последних сил сдерживалась, чтобы не спросить у них, когда состоится казнь ублюдочного вожака мятежников и его пособников. Бакалейщики, пекари и мясники возвращались в город и открывали, получив разрешение, наглухо закрытые лавки, в собор на площади Наместницы тянулся бежавший ранее клир. Возможно, Хенрике Яльте пригодится в дальнейших замыслах духовное лицо, но толковое и преданное, а пока на обратном пути она поставит св. Прюмме свечку и помолится. Уж она-то, в отличие от пасынка Изорга, пока помнила молитвы. С каждым шагом вглубь площади Хенрика чувствовала себя лучше, но улица с особняками знати разочаровала толпой, охочей до Рыжего Дьявола. Хенрика даже не стала выяснять, кто для города эти мятежники. Она просто пряталась под мантией Квентина, запахом трав занюхивала вонь от просителей, грелась и выжидала.
И вот она, поступь победителя, наконец! Хенрика вздрогнула, высунула нос из-под мантии и шире раскрыла глаза. Её отбросило на годы назад! Брусчатка перед мостом опущенных ворот дрожала каждым камешком, фыркали и звенели сбруей чужие лошади, похлопывали вражьи знамёна, бренчало оружие! Если бы не Кёртис, перехвативший её за талию, Хенрика бы вырвалась вперёд, ища взглядом всадника с красивейшей посадкой и непокрытой кудрявой головой, забывая, что кудри взамен чёрных рыжие.
— Граф Оссори!... Главнокомандующий! Рыжий Дьявол!... Освободитель, будь справедлив к нам!... Молим смиренно!... Не погуби!...
— А ну! Ррраступись, сволочь!
Вой толпы, озлобленные выкрики солдат, шлепки ударов, всё это выдернуло Хенрику из почти балладной сцены минувшего. Настоящее испугало, растравило в теле болезненную память ушибов. Немалая колонна из пятидесяти всадников в зелёных и синих плащах без видимых знаков, в лёгких шлемах, со шпагами и саблями в ножнах, двигалась через толпу тараном, притом с «наконечником». Им выступал статный, большеголовый, без шлема, но с саблей наголо всадник на зло изгибающей шею лошади, чьи размеры страшили. Подобно тому, как горожане, толкаясь, бросались врассыпную и жались к стенам домов, Хенрика обругала себя за трусость и припала к Квентину. Будь проклят дружок Лауритса! Простолюдин, отмороженный тролль, урод каких поискать, вечно он брал на себя слишком много, куда он оттёр главнокомандующего? Здесь ли вообще Оссори? Но отступить нельзя или она не Яльте.