Страница 9 из 12
Сначала девочка с ужасом шарахалась от предложений проводить до дома, потом стала находить прелесть в букетах и конфетах от поклонников. Дяденьки с сальными взглядами были откровенно противны, одноклассники казались зелёными и глупыми, а вот студенты были занятными. Они старались развлечь понравившуюся девушку, приглашали в кино и дарили цветы.
– А Катька-то наша – ого-го! Расцвела девка, – заметил как-то Николай в разговоре с женой, когда Катя домой вернулась довольно поздно, сияющая и с охапкой ромашек.
Валентине, как всегда, было некогда, она до позднего вечера пропадала на массажах, зарабатывая деньги нелёгким трудом. Дочек видела только утром, убегая на работу, или ночью, падая с ног от усталости. Катя давно уже освободила мать от всех домашних забот, кроме огорода. И то только потому, что у девочки начиналась страшная аллергия на пыльцу и почти на все виды цветов. Катюша задыхалась, покрывалась пятнами, обливалась слезами, и врач-аллерголог, известный в городе специалист, категорически запретил привлекать девушку к полевым и садовым работам.
В этот период преподавателям стали давать участки под строительство. Валентина с Николаем тоже взяли себе шесть соток и начали заготавливать материал, потом потихоньку строиться. На участке сначала возвели кухоньку, поставили диванчик, где можно было переночевать, чтобы утром опять приступить к работе. Валентина с Колей сами месили цемент, клали кирпичи, привлекая наёмных рабочих только в крайних случаях. Денег всегда не хватало, и стройка шла медленно.
Валентина сразу же принялась сажать на участке деревья и кустарники, построила небольшую теплицу и разбила цветник. Дома она почти не бывала и совсем упустила старшую дочку из виду. Кстати, Соне очень нравилось возиться с мамой в саду, она с удовольствием пропалывала грядки и поливала цветочки. На эту домашнюю работу у девочки всегда находилось и время, и желание.
Николай регулярно уходил в загул, всесезонно чувствуя себя мартовским котом-переростком, но всегда возвращался домой. На привычный диван, к любимым котлетам и жареной картошке.
«Крысёныш опять вернулся утром. Как ни в чём не бывало, заявился и сразу на кухню. Жрёт котлеты прямо из кастрюли. И напевает что-то себе под нос. Сволочь!
Мама вчера снова весь вечер прятала глаза, а потом плакала в своей комнате. Соньке всё равно, а я сунулась с утешениями и огребла по полной. Лезу не в свои дела. Обидно, и маму жалко. Зачем она терпит? Я бы ни денёчка не стала, прогнала бы взашей», – четырнадцатилетняя Катя писала в дневнике и рисовала «мерзкого крысёныша» на виселице…
Валя давно махнула рукой на измены мужа, периодически лечилась от инфекций, принесённых супругом, иногда рыдала по ночам, не в силах разорвать замкнутый круг.
– Что я могу сделать? Я уже в тираж вышла, а он в самом соку, получается. Бабий век короток: раз-два, и ты никому не нужна, а мужики кобелируют, пока рабочий орган в порядке, – опустив натруженные массажами руки со вздутыми толстыми венами, жаловалась Валентина Ольге, с которой они опять оказались соседками, теперь уже по участкам для строительства. – У нас стройка, огород, детей учить нужно. Я одна не справлюсь. Это раньше я ничего не боялась, когда моложе была, а сейчас… эх… – оправдывала она собственную слабость и безволие. И страх остаться одной. Снова одной, безмужней разведёнкой. Уже с двумя детьми.
– Ох, Валюшка, плохой из меня советчик. Что я могу сказать, если я за Жориком как за каменной стеной. Он у меня и муж, и друг, и отец замечательный. Я без него как без рук. Ты ж сама знаешь. И не было у меня никого другого, и не надо мне. – Ольга вздыхала, жалея подругу, так и не нашедшую своё женское счастье.
У Оли с Жорой была прекрасная семья, тёплые отношения и абсолютно другое распределение ролей. Ольга сделала в институте карьеру, защитила кандидатскую, а через четыре года и докторскую диссертацию. Между диссертациями родила вторую дочку, практически не отвлекаясь от своей любимой науки. Женщина активно занималась исследованиями, участвовала в научных конференциях, соответственно, дома бывала редко и не могла уделять девчонкам много внимания.
– Если б не Жорик, я бы так и сидела на печке ровно. Помнишь, как я ничего не успевала и злилась на всех? А теперь не жизнь, а сказка! Приезжаю, дочки накормлены, уроки сделаны, ужин меня дожидается, а Жора знай себе по клавишам своего компьютера стучит. И когда он всё успевает? Как стал работать в институтском компьютерном центре, так я и выдохнула спокойно. Я у них так, мама-праздник.
Ольга, действительно, всё по командировкам да по семинарам ездила, привозила подарки и вкусности. Ей не приходилось ругать девочек, зато она устраивала для них вечеринки с розыгрышами. При этом мама всегда полагалась на мнение папы в воспитании девчонок и не отменяла его запреты и наказания.
Как же Валентина завидовала подруге! Белой завистью, разумеется.
Катерина. Дожить до утра!
Взрослые уезжали на свою бесконечную стройку, Соня цеплялась с ними, а Катя чаще всего оставалась дома, в квартире, вечерами гуляла с друзьями, познавая первые «прелести» взрослой жизни. Девочка стала покуривать, попробовала спиртное. Однажды мать почувствовала запах сигарет от старшей дочери и в сердцах огрела её шваброй. А потом, опустившись на стул, заплакала от собственной беспомощности.
– Дочка, хоть ты не заставляй меня страдать, – попросила она сквозь рыдания.
Кате безумно стало жаль мать, несчастную, рано постаревшую, придавленную работой и постоянной нехваткой денег, капризами Соньки и загулами Николая.
Присев на корточки перед матерью, Катя, как котёнок, потёрлась головой о её колени, молча прося прощения. Валентина, прижав к себе голову старшей дочери, снова заплакала, а Катюша, замерев, ловила капельки такой редкой материнской ласки. Это воспоминание девочка будет бережно хранить в памяти, открывая свой «сундучок с сокровищами», когда становится совсем невмоготу. Про злополучную швабру девочка быстро забыла, как, впрочем, и про причину гнева матери, оставив себе только нежность и близость.
«Попробовала с девчонками курить. И чего они врут, что это круто? Фигня одна. Во рту вкус – как будто мыла наелась. Хозяйственного. И горло саднит. Брр. Но фасон надо держать. А то засмеют.
Мамочка сегодня такая ласковая была. Пусть хоть каждый день сначала ругается, если потом прижмёт к себе… У неё такие нежные руки и запах, как в детстве…»
Курить всерьёз Катя, кстати, так и не начала. Попробовать она решила за компанию с девчонками и ребятами, а после памятной ссоры с матерью легко отказалась от вредной привычки. В будущем затягивалась лишь изредка, когда где-нибудь в помещении дым стоял коромыслом, курили все, и на неё смотрели как на чёрную общипанную гусыню. Потому что подстриглась Катя очень коротко. И покрасила волосы в чёрный цвет (позже)…
После восьмого класса у Кати появился постоянный кавалер, паренёк из их двора, старше на пару лет, тихий домашний мальчик, играющий на скрипке. Сначала Катя смеялась, когда Серёжка стал провожать её из школы, потом привыкла к маленьким знакам внимания с его стороны. А когда он всерьёз предложил встречаться, Катя неожиданно для себя согласилась.
Ей так не хватало нежности и заботы дома, что этот скрипач с его шоколадками и походами в кино заполнил гулкую пустоту в душе девочки. Кате он немного нравился, но не до потери пульса, не до дрожи в коленках. О такой безумной любви часто рассказывали подружки, одна за другой терявшие невинность. Катя же подошла к отношениям с Серёжей очень прагматично, рассудив, что с ним не стыдно показаться в компании.
«Серёжка меня любит, а я пока не разобралась, зачем он мне. Но ведь прикольно же: стихи мне читает, на скрипке играет. Главное, не уснуть во время его трелей. И к ребятам не стыдно с ним прийти. Он, хоть и музыкант, может и в глаз заехать, если надо. Так что полный «ништяк». И деньги у него есть. Я в такой кафешке первый раз была. Классно, официант такой приветливый, на «вы» обращается.