Страница 20 из 39
Я спустился в вестибюль театра и почему-то остановился перед входной дверью. Что-то удерживало меня, не давало просто так взять и уйти. Я вспомнил, что забыл пальто. Я вернулся обратно в фойе, где вновь застал тебя. Как окажется позже, ты тоже забыла какую-то вещь в гардеробной. Я не верю в случайности. Не верю и всё тут. Что-то, не иначе как провидение, заставило каждого из нас вернуться. С тех пор ходить в театр вместе стало нашей доброй традицией. И мы всегда безотчётно задерживались у гардеробной, словно благодарили её за ту встречу, за такой бесценный подарок.
И теперь, спустя вечность, я вновь и вновь благодарил судьбу. Счастье ведь даётся нам не навсегда, но в кредит, который имеет свойство быстро заканчиваться. Спасибо, хотя бы за приятные воспоминания. Это похоже на всё те же мечты, пусть и иной тональности, но так же, в унисон, созвучные тревожному, в своей непостоянности, сердцу.
Будильник, шарящая во все стороны рука, разлепившиеся веки, дисплей телефона, время, недовольство, потягивание, тапочки, холодный от розового утра пол, кафель уборной, зеркало, щетина, кран, вентиль холодной воды, сама вода, чересчур колкая, умывание, позёрское фырканье, полотенце, снова кафель, кухня, холодильник, готовка, быстрые взгляды на редких прохожих за окном, радио, что-то из ретро, нехитрый завтрак на столе, трапеза, снова холодный кафель, снова уборная, умывание, бритьё, зал, вихри пыли в лучах солнца, одежда, глажка, последние приготовления, прощальный взгляд, брошенный на квартиру, а затем и на зеркало, поворот ручки замка, выход на площадку, снова ключ в замке, проверить дверь, вздохнуть устало, начать спускаться по лестничному пролёту, игнорируя лифт — доброе утро!
Мне правда будет легче пешком, чем ждать лифта. Ничто не кажется таким тяжёлым, как ожидание.
Но, думается мне, если лишить человека и того малого, что даёт ему это ожидание, то что у него тогда останется. Не будет ли это выглядеть слишком уродливо, а потому — жестоко? Ведь нужно же хоть за что-то, да цепляться, хотя бы и за ложь.
На улице ещё прохладно, но к обеду распекётся как следует. Май. Всё вокруг в радужных красках, в золотых мазках, смешанных с медовой пылью, отсюда и запах чего-то неуловимого, ускользающего, но такого притягательного в своей сладости? Верно чей-то аромат духов, не успевший выветриться, исчезнуть, смешаться с отравленным воздухом автомобильных выхлопов.
Если верно утверждение, что всякий яд — лекарство, то будет и верным, что всякий человек — яд.
И всё-таки мне необходимо было уединение. В одиночестве я находил какую-то опору, которая не позволяла мне сгинуть, брошенному на произвол сильному течению судьбы, его зыбким пескам, которые не знают и тени жалости, тени сочувствия, тени понимания человеческого сердца, его желаний и надежд. Всё становилось мне вдруг предельно ясно. Всё обретало правильные черты, такими, какими они и должны были быть, а не какими их нарисовал мой больной влюблённый разум. Там, среди таких же как и я, таких же похожих на меня, а может это я бессознательно стремился походить на них всех — неважно, я был ведом, двигался как будто по указке, исключительно туда, куда меня вела чья-то невидимая рука. Теперь же всё иначе. Каждый шаг, каждый жест, каждое слово — мучительная борьба с самим собой. Я понял, что до сих пор, в сущности, так и не повзрослел, не понял, что ищу и чего хочу от жизни. И в этот самый момент, когда я бесцельно плутал, я и встретил тебя, словно корабль, уставший от долгого плаванья, маяк. Каким же ярким был тот свет!
Мы могли бы вместе сделать эту жизнь ярче и запоминающееся, но предпочли каждый остаться при своём одиночестве. Мы прошли мимо друг друга ни на секунду не замедлив шаг, не обернувшись, не потревожив нечаянно брошенным взглядом. Мы не стали притязать на свободу друг друга, словно в этом было что-то неправильное, что-то отталкивающее. Тем более мы не желали навязываться друг другу, предпочитая молчание, в котором осталось столько несказанных и очень нужных слов. Это трудно объяснить, но нам обоим казалось, что так будет только лучше. Это вовсе не человеческие причуды или больная гордость, надежда встретить кого-то получше, достойнее. Мы боялись спугнуть нечто большее в нас, чем просто мимолётные чувства. Это была любовь, самая что ни на есть настоящая. Но она была ещё совсем юной, пугливой и застенчивой. Мы решили, что ещё не время, что ещё рано для того, чтобы повязать свои судьбы одной нитью. Но вместе с тем мы не могли остаться просто друзьями, так как это оставляло бы отпечаток обязательства между нами. У нас был один выход — расстаться. Спустя годы я прокручиваю в голове всё это до мельчайших подробностей и прихожу к одному неутешительному выводу — нас погубила не робкая любовь, но мы сами. Но разве можно было тогда объяснить это себе прежнему? Всё это может показаться несусветной глупостью, но это было именно так. Я невольно улыбаюсь, когда вспоминаю себя прежнего. И мне очень трудно будет сказать, чего больше в этой улыбке — разочарования или неприкрытого восхищения тогдашним доводам рассудка. Ибо сказано: сокровище ваше, где сердце ваше.
Безупречно-чистое небо над головой. У меня отчего-то возникло вдруг желание коснуться его рукой, проверить на прочность или же просто погладить. Зачем вся эта красота над головой, если до неё просто нельзя дотронуться?