Страница 350 из 402
Леда действительно боялась. Своего отца. Человека, который должен был ее не пугать, а защищать. Джек превратил свою дочь в побитое животное, и ее взгляд стал пустым как у сломанной игрушки, никому не нужной вещи.
Несмотря на то, что она заманила меня в ловушку, я испытывала чувство жалости и желание помочь. Потому что Леда подобрала под себя ноги и натянула на коленки платье, понурив голову. А на ее руках и щеке свежие следы крови. И потому что я не такая как они. Я не Джек и не Стивен Роджерс. Я могу испытывать жалость. Я хороший человек.
Мне пришлось сосредоточиться на Джеке, чтобы не потерять нить его монолога.
- Парни сейчас даже хуже девчонок! – сделал он неутешительный вывод, в котором я не обнаружила логики, потому что прослушала половину болтовни. – А вот ты совсем другое дело, малышка! – Он остановился передо мной, и одарил меня восхищенным, полным нежности и преданности взглядом. Я ожидала, что он вновь схватит меня, но Джек на этот раз ограничился лишь взглядом. – Да, ты другая. Хоть я и потерял двадцать лет, но наверстать упущенное будет легко. С Ледой ничего не вышло. Она ничтожество, - он кивнул в сторону беловолосой девушки, по-прежнему глядящей перед собой, - а ты… будешь моим лучшим произведением.
Я сжала зубы.
Он сказал «ничтожество»?..
Как он смеет говорить так о…
Что значит «наверстать упущенное»?
Я осеклась, отогнала ярость и с тревогой стала слушать его бред, который сводился к одному: Джек хочет, чтобы я была похожей на него. Он похитил меня для этого – хочет превратить меня в убийцу, потому что выяснил, что я убила Стивена Роджерса. «Поэтому ты здесь, - повторял он без устали, - потому что ты тоже убийца».
Вот для чего он забрал меня.
Я ему больше подхожу, чем Леда. Леда – ничтожество, она сгодится быть приманкой для простофиль, желающих помочь маленькой хрупкой девочке, а я буду хищником.
Я буду брать в руки нож, а затем разделывать людей в тайном лесном домике в Эттон-Крик, - так он сказал.
На протяжении часа или около того я, с невозмутимым лицом, выслушивала его больные фантазии. Иногда мне опять хотелось рассмеяться, но по большей степени я испытывала не веселье, а злость. Пока что та лениво дремала, прикрыв веки. Пока что не время, но когда оно наступит, моя ярость расправит плечи и высвободится из меня огнем.
Когда безумный Потрошитель замолчал, а Леда посапывала, я спросила, даже не пытаясь притвориться заинтересованной:
- Вот, значит, в чем заключаются твои мечты?
- Мы вместе навсегда, Кая, - подтвердил Джек. Он метил на место главврача в городской больнице. Больному ублюдку самому пора лечиться, но он каждый день берет в руки скальпель и идет спасать жизни.
С моих губ все-таки сорвался непроизвольный смешок.
- Ты многого обо мне не знаешь, малышка.
«Ты обо мне тоже», - хотелось ответить, но я подстроилась под его вкрадчивый тон голоса, отмечая каждую малейшую перемену. Они были незначительными на первый взгляд, такими же незначительными, как и шелест травы на ветру, из которой незаметно выползает змея.
– Я не даю второго шанса, и я не зря искал тебя двадцать лет.
Он говорит серьезно. Он собирается заставить меня ему подчиниться, потому что думает, что я его дочь. Это чудовище хочет, чтобы я, как благоразумный ребенок, пошла по стопам родителя.
- Что будет, если я скажу нет?
Я затаила дыхание, но не потому что боялась услышать его ответ, который был ясен с самого начала, а потому что пыталась прислушаться к себе. Уже давно меня мучил этот вопрос, после самой смерти Джорджи. Что значит для меня смерть? Хочу ли я на самом деле жить? Боюсь ли я умирать?
И тогда, как самый очевидный, самый точный и правильный ответ на вопрос, перед моими глазами вспыхнуло мамино лицо. Утром она с улыбкой разбудила меня и отправила на рынок за продуктами. Чтобы приготовить из тыквы кашу и сделать краски для очередного ее творения. Мама готовит самые лучшие оладьи, и, хоть иногда у нее сбегает кипяченое молоко, оладьи-то самые лучшие! Я съедаю их, даже зная, что мне нужно будет провести в спортзале и два и три часа. А когда я заявила что несмотря ни на что буду врачом, мама прокралась ко мне в комнату и шепотом, пока я притворялась, что сплю, заверила: «Папа смирится, Кая, поступай, как знаешь. Помни: это твоя жизнь, и только тебе выбирать. И помни: несмотря ни на что ты хороший человек».
Несмотря ни на что ты хороший человек.
Мама знала обо мне? Неужели это все правда, и той ночью мама имела в виду не случившееся с Джорджи в страшной клетке? Неужели говоря, что я хороший человек, за этим следовало молчаливое: «… Ты хороший человек в отличие от твоего настоящего отца»?.. Неужели она это имела в виду - несмотря на то, кто твой отец, ты все равно можешь выбирать, ты не обязана быть как он, ты хороший человек.
Ты хороший человек.
Ты хороший человек.
Ты хороший человек.
Я одернула себя.
Мама ничего не знала. Мой отец – Дэвид Айрленд, а Джек – врач из городской больницы Эттон-Крик, просто помешанный на власти психопат, который зачем-то выбрал для удовлетворения своих безумных желаний меня.
И еще я одернула себя, чтобы напомнить, что уж если я могу бросить себя, то маму - нет. Моей смерти мама точно не переживет, ведь у нее ушло столько сил чтобы притворяться что она оклемалась после смерти Джорджи и отца. А уж если случится что-то со мной…
А кто будет приводить ей с городской ярмарки дыни и другие овощи?
Соберись, Кая, - приказала я себе. Мамино лицо с непослушными кудрявыми волосами постепенно растаяло, и вместо него из разных кусочков темноты восстановилось лицо Джека.