Страница 4 из 41
- Нет, к врачу вам точно не надо. То есть, с вами все в порядке? Может, воды? - забеспокоилась я и протянула ему бутылку.
-Что это? – неуверенно ощупывал он пластиковое горлышко.
- Простая вода, без газа. Поверьте, я вам не враг, - попыталась я сделать вот это лицо кота из Шрека, глядя на него снизу вверх.
Видимо, жажда оказалась сильнее опасений – он делал осторожные глотки, а я исподлобья любовалась его вздрагивающей шеей, находя в мгновении красоты какое-то маленькое успокоение среди этих адреналиновых горок.
- Благодарю, - сдержанно произнес он.
- Давайте так, - воспользовавшись его молчанием, начала я, не без опаски за собственную слишком активную позицию, которая могла его еще больше насторожить, - если вам сложно поверить мне, попробуем обратиться к технике. Искусственному разуму, который в наше время начинает уже теснить человеческий. - С этими словами я достала телефон, не решаясь нажать на разблокировку и выдавая собственное волнение нервными пальцами.
- Что это за затейливое зеркальце? – вдруг теплее отнесся ко мне он. Я просияла от умиления, пряча слишком открытую улыбку.
- Это снаружи отчасти зеркальце, но на самом деле – что-то вроде очень мощных часов… устройство которых позволяет, например, узнать погоду в любой точке света. Или прочитать любой текст мировой литературы (кажется, я использовала запрещенный прием в отношении филолога, но поднимать глаз не решалась, так что его реакция осталась для меня непознанной) – Однако, нам сейчас всего лишь нужно узнать, который час, - выдохнула я, нажала кнопку и поднесла повыше экран с высветившейся датой.
Краем взгляда я заметила неровное крестное знамение с его стороны. Как же мне хотелось найти способ успокоить его, приложить любые усилия, чтобы создать кругом новую плюшевую зону комфорта и оставить его там пить ментальное какао с зефирками, но эгоистическая часть меня строила другие планы и как обычно побеждала. К тому же, у меня просто не было никаких идей, и он пугал меня своим оторопелым молчанием.
- Я не слишком вас обрадовала, да? – решилась я повернуть к нему лицо.
- Наваждение какое-то, - пробормотал он, совершенно отчаявшимся жестом приложив руку ко лбу.
- Послушайте, давайте дойдем до церкви. Это, пожалуй, единственное, что осталось неизменным с ваших времен. Быть может, там вы сможете успокоиться… подышать вневременным воздухом, подумать… что-то решить.
- Был бы крайне признателен вам, - вдруг ожившим и почти ласковым голосом отвечал он, будто цепляясь за спасительную возможность еще какое-то время не принимать пугающую действительность.
Я благословляла свою внезапную находчивость, то есть, конечно, благодарила что-то большее за нее.
- Отлично, я так рада! – едва не подпрыгнула я, и была в состоянии лишь констатировать, что с регуляцией эмоций у меня по-прежнему все обстоит не очень. – Здесь не так далеко, ближайший от нас храм – Петропавловский на Басманной, туда ходил Чаадаев, например, - постаралась я населить этот мир знакомыми ему именами. Я увлекала его за собой, и мы медленно двигались в сторону вокзала. – И он, кстати, чем-то напоминает ваш Симеоновский храм на Белинского… ну, то есть у Набережной Фонтанки, возле цирка...нет, цирка там наверно в ваши времена еще не было… простите, я плохо знаю Петербург…
- Как вы сказали? Что значит на Белинского? – остановился даже он. Я с удовольствием заметила, как приподнялась его бровь, и едва не рассмеялась в голос.
Ну конечно! Сильную эмоцию в нем вызвала не диковинка в моих руках, и тем более не мое принятие, но праведное негодование. Как я узнавала в этом его полемически запальчивую интонацию из писем, даже предаваясь которой он оставался мягким и неспособным на грубость. Но все же Белинского он терпеть не мог и не сумел остаться равнодушным к одной этой фамилии. Кажется, мне придется расстроить его еще чуть больше.
- Да, боюсь, мир, в котором есть улица в честь Белинского, еще меньше заслуживает вашего внимания… надеюсь, ее уравновесит Пушкинская площадь? Или улица Дельвига? Я отведу вас туда, там суперкрутые трамваи и масонский храм… - я увлеклась и не сразу заметила, как он застыл перед электронным табло, где светились время и сегодняшнее число.
То ли его поразил масштаб изображения, то ли тот факт, что внешний мир вторил моим попыткам достучаться до него, но по выражению его лица я догадалась, что он приближается к какой-то степени принятия. «Табло находится в стадии настройки», - смеялась я про себя и мечтала, что за это время мы сблизимся, и я смогу объяснять ему такие шуточки. Это были лучшие планы на ближайшую жизнь.
Он медленно развернулся ко мне, вытирая лоб рукой, и удивительно ясным голосом, так не совпадавшим с его состоянием, произнес:
- Неужели это правда?
Я улыбнулась, удерживаясь, чтобы не тронуть его за плечо.
- Помните, как говорил Дельвиг: если три человека сказали тебе, что ты пьян, то пора лечь спать. Действительность подтвердила вам мои слова дважды – может быть, стоит прислушаться?
- Откуда вам это известно? – уже без прежнего недоверия, каким-то живым, почти предающимся тоном обратился он ко мне.
Он еще ничего утвердительного не сказал, а мне уже уверенно казалось, что в нем случился какой-то щелчок, что внутри него что-то согласилось с происходящим. Что он готов был принять мир, в котором остались имена дорогих ему людей и какая-то связь с ними. И я возлагала, быть может, завышенную, но такую живительную надежду, что моя маленькая роль в этом тоже есть. Что я, даже не изыскивая слов, нечаянно стала этим необходимым для него проводником между эпохами. И это рождало совсем несметную и сверкающую мысль о том, что он сможет принять и меня.
- Ваша переписка с Пушкиным опубликована. И все, что написал Пушкин – тоже, значит, этот мир по определению не может быть плохим.
- Склонен согласиться с вами, раз так, - улыбался он одними глазами, а я кусала губы от радости и красоты происходящего. – Простите, если невольно обидел вас недоверием… и был мало учтив, - даже потупился он.