Svetlyi drive

Я очнулась одновременно от казенно прозвучавшего будто издалека «Кузьминка» с ударением на первый слог и мягкого «Скоро прибываем» у самого уха. Первой, не вполне еще проснувшейся мыслью, было недоумение: откуда он знает, что следующая остановка Тверь? Надо полагать, этот обстоятельный господин, пока я спала, изучил всю вагонную инфографику, а значит, и схему направления. Наверняка внимательно прочел даже правила пожарной безопасности. Сколько же времени я потеряла? Кажется, не так много, как могла – отчетливо помню объявленный Клин под его мерный рассказ о финских разъездах Грота, который, видимо, и убаюкал меня. Не знаю, как меня могло хватать на столь отвлеченные рассуждения, когда ощущениям вернулась ясность, и я стойко чувствовала сквозь ткань рубашки его пригревшееся плечо, а мочкой - его ровные выдохи. Воображение тотчас дорисовало предельно близкие ко мне щетинки над верхней губой и ее суховатую, обещающе раскрытую мягкость. Под негромкий гул разгонявшейся электрички я думала о предстоящих минутах этого перегона и не хотела открывать глаз до последней. Он больше не пытался меня будить, и это молчаливое натяжение в воздухе оставляло лишь еще мучительнее предполагать, что происходит в загадочной глубине его ума, что заключено в его обращенном на меня взгляде, и о чем говорит его тело. Свое я, кажется, слишком переоценила – оно не могло больше справляться, не выдавая себя, с этой тяжелой неполнотой. Густо катившаяся позвонками волна заставила невольно развести бедра и выгнуться в пояснице – к счастью, на коленях стоял рюкзак, и я схватилась за него, как за якорь. Нащупала рукой спасительную бутылку с водой в боковом кармане и подумала, как кстати сейчас будет выпить холодного. И только пошевелившись, поняла, насколько затекла шея. Стала поворачивать и растирать ее, зажмурившись от боли. Возбуждение не то чтобы совсем ушло, но было надежно перекрыто.

- Вам нехорошо? – услышала я и вернулась к осознанию его присутствия, которое на пару секунд, кажется, почти вытеснила.

- Ничего страшного, сейчас пройдет. Прошу меня простить, эта дурная привычка спать в дороге – я сегодня не самый лучший проводник.

Мне показалось, взгляд его слегка повлажнел и был таким, будто мое пробуждение что-то для него прервало, будто и с ним происходило подобное, но теперь тому не осталось никаких различимых следов, только ровное участие. Было и легко, и больно сделать ударение на «мне показалось».

- Вы, верно, совсем не выспались, пустившись из-за меня в такую рань?

Конечно, дружочек – я же не стану рассказывать тебе, что каждую ночь несколько часов провожу за тем, что записываю все наши диалоги и делаю какие-то свои рефлексивные заметки о происходящем. Стойко уверена, что таким способом совершенно невозможно засветиться в вечности, но мне необходимо оставить в этих бессильных символах доказательство самой себе. До боли в запястьях и гула в плечах, что такими минутами еще невыносимее нуждаются в его прикосновениях, я пропускаю через себя каждый день еще раз, видя в этом единственный способ хоть как-то приобщить его к себе, выкроить этому странному времени хотя бы попытку бессмертия.

- Эти минуты здорово помогли мне все восполнить. Пойдемте, - на удачу нам пора было двигаться к выходу.

Модернистская громада Тверского вокзала смотрелась в свежие купола низкого белокаменного храма, создавая картину, примирявшую времена. Нагроможденные ярусы торгового центра и советская гостиница выступали из-за густо протянутых проводов сквозь обратный отсчет светофоров и ритмичное рокотание трамваев. За спиной оставался разбег путей, у которых мы высадились, едва оставив за спиной просторные зеленя. Город был охватим, и мы вступали в него с самого краешка. Все здесь казалось каким-то укромным, камерным и понятным и будто призывало спрятаться ненадолго от московской гудящей монументальности. Мы перешли пути, двигаясь в сторону центра, когда он вдруг остановился, проводив взглядов проехавший автобус.

- Неужели до нашего крохотного Бежецка проложили дорогу и пустили эти машины? – будто сам с собой проговорил он.

Я чуть тронула его за локоть, делая знак отойти в сторону – наша туристическая неспешность слегка не совпадала с местным будничным утром. Его воспоминание о родном городе тронуло меня и будто что-то пообещало моему ищущему упования существу.

- Если хотите, мы могли бы туда съездить, - отвечала я, пытаясь в то же время искать расписание. Я удерживалась от того, чтобы со свойственной мне торопливостью, за которой он явно не успевал, выдать сразу весь план, пока его желание еще даже не было проговорено.

- Признаться, да, мне хотелось бы увидеть эти места – за столько лет не доехал, и раз уж мы теперь здесь… Правда, путь туда не близкий, сможем ли мы вернуться засветло?

Я улыбнулась этому мило устаревшему способу отношений со временем, но доля правды в его опасениях была: если темное время суток путешествиям не препятствует ни капли, то последняя московская электричка уходит точно раньше полуночи. Мое неисправимое воображение начало рисовать сказочное роуд-муви с вынужденной ночевкой в каком-нибудь последнем оставшемся двухместном номере, но победить во мне должен был хладнокровный туроператор, призванный спланировать наиболее оптимальный маршрут. К тому же, сомнительный придорожный отель – не лучший вариант для внучки бактериолога и человека с обостренным чувством прекрасного, - невесело смеялась я про себя, но что-то говорило во мне, что эти размышления уже не так далеки от жизни, как могло показаться.

- Сейчас все порешаем, - коротко поднимая на него взгляд, я возвращалась к своим поискам и чувствовала необъяснимую внимательную нежность, разлитую в воздухе над моей головой. Она не требовала в себе убеждаться, просто обдавала, как ровное теплое сияние, которое все вернее начинало принимать мои очертания.

- Смотрите, если выехать через полтора часа, мы успеем осмотреть Бежецк и вернуться обратно к последней электричке на Москву. Как вы думаете?