Страница 4 из 29
Что там говорили об утре? Доброе? Злое или тёмное? Нет. Скорее, головокружительное. В моём случае.
На следующий день после празднований я очнулась в своей комнате на ковре. Удивительный факт, учитывая то, что я совершенно не пью: так вышло, что любой алкоголь для меня равняется вкусу касторового масла с коньяком, которым меня всего раз напоили в детстве. Пожалуй, лишь за одну эту заслугу родителям можно воздвигнуть памятник при жизни.
Вторым шокирующим делом оказалось открытое настежь окно. Окно! Это же как надо было знатно гульнуть и разгорячиться чем-то, чтобы улечься под ним на пол! Но самое поразительно, что никто из сожителей вовсе не ощутил и не услышал морозящего сквозняка, завывающего со всех щелей! Просто дурдом после ёлочки…
Не помню, как поднялась с пола. Зато в голове плотно осели воспоминания головокружительной карусели, что скакала перед глазами с предмета на предмет. Мне даже сперва казалось, что я ослепла или сплю глубоким сном. Однако саднящее горло и хриплые покашливания говорили об обратном.
После закрытия окна направилась в ванную комнату, чтобы хоть как-то согреться и унять болезненную дрожь во всём теле, не говоря уже о горле. Ступила на кафель песочного оттенка, закрыла слив и открыла кран с горячей водой. Не дожидаясь, пока ванна наберётся, опустилась под обжигающие струи. Было невыносимо больно, из раздражённой глотки вырывались режущие стоны, сдерживать которые было выше моих сил — настолько ломило тело от долгожданного тепла.
Когда температура из «почти окоченелой» перешла в «относительно живую», я предприняла попытку переступить бортик. Благо, рядом висела штора, что удачно смягчила падение. Голова по-прежнему не прекращала свой хоровод, а я всё норовила свернуть себе шею.
Кое-как выпуталась и, облокотившись на пред умывальную тумбу, поднесла измождённое лицо к зеркалу. От увиденного открыла было рот для крика, но ненароком прикусила язык: на меня смотрело широко раскрытыми глазами совершенно постороннее лицо.
Чёткий овал с заострённым подбородком. Яркие нефритовые глаза с лёгкой россыпью веснушек под ними. Густые брови домиком. Изящный изгиб тонких губ, точно только сорванная роза. Аккуратный маленький носик, словно кукольный. И всё это обрамляли мертвенно-белые волосы…
Сколько помню себя, никогда не обладала женственной внешностью: меня чаще принимали за пацанку и обращались также. Да что там! Я даже специально долго отращивала волосы, старательно окрашивала их в тёмный шоколад под стать карим глазам, ходила к косметологу чуть ли не каждую среду, ежедневно наносила макияж, не пропуская выходных… А теперь такой внезапный сюрприз! Даже не представляю, сколько раз надо было за ночь ломать, а потом вправлять мой нос картошкой, чтобы получилась такая «миниатюра»! Правда, с волосами перестарались, да, и полных губ от чего-то лишили…
Прошлась взглядом по остальным метаморфозам и с не меньшим поражением отметила довольно неплохие округлости тела, вслед которым испарилось около десяти сантиметров роста. Ну, и ладно. Всегда мечтала быть мелкой, хотя, кажется, именно таковой себя и ощущала. Странно… Только сейчас начинаю осознавать, что произошло, но почему-то этот факт верно противится формированию в очевидное: чувствую сердцем, а мыслями никак не озвучу истину.
Когда в ванную требовательно постучали сильным мужским кулаком, не осталось иного выбора, как задержать дыхание и немедленно открыть двери. И если моё шоковое состояние длилось минуты, то в дальнейшем родительские лица вытягивались при каждом столкновении со мной. Правда, надо отдать должное, отец по-мужски вперился недоумённым взглядом в «постороннего» человека, который невесть каким образом оказался у него в квартире, когда мать, стоило ей завидеть белобрысый затылок на горизонте, налетела с возмущённым визгом и с вовремя подвернувшейся скалкой в руках. Довольно впечатлительная женщина, но на сей раз удивить смогла даже меня.
Из-за высокой температуры и полубреда наяву, я не помнила, как объяснилась и, вообще, подтвердила свою личность. Однако, после очередного провала в темноту, очнулась уже в больнице. Неделю пришлось скоротать под капельницей с острой пневмонией. Наверное, даже сейчас не скажу с уверенностью, что там со мной делали: лишь смутно припоминаю уколы, встревоженное лицо отца и влажное от слёз - матери, катетеры да пачки таблеток, после которых неизменно следовала тёмная завеса, а потом все по новой.
Домой меня вернули всю в синяках и бледную, как наш обшарпанный шкаф в коридоре. Антибиотики теперь колола мать, а отец продолжал пропадать на работе, возвращаясь под глубокие сумерки. И если со вторым мне было куда охотнее поговорить, то от первого варианта замылились глаза. Никогда не ладила с женщинами и, видимо, моя «нелюбовь» началась именно с той, которая подарила мне самое ценное — жизнь. Как бы прискорбно это не звучало, но смею предположить — это наследственно и неизлечимо.
Ещё одна неделя незаметно пролетела, однако только сейчас я смогла самостоятельно встать с кровати. И первым местом, куда я направилась, стала ванная комната. Я понимала своё шаткое состояние, но отчего-то меня больше терзали внешние метаморфозы после новогодней ночи, которую я так и не вспомнила…
Заглянула в зеркало: снова белокурая незнакомка, только теперь ещё с третьим размером груди и изумрудными вкраплениями в нефритовой радужке глаз. Попробовала ущипнуть себя за белёсые ресницы, но случайно выдернула одну. В области груди чем-то обожгло. Расстегнула ворот рубашки — тонкая полоса. Ещё тройка пуговиц — вся грудная клетка исполосована дюжиной таких же линий, среди которых лишь одна слабо блестела красными вкраплениями.
— Что за… — не успела я произнести всю фразу, как в дверь вошла родительница и узрела мою исцарапанную плоть.
— Дура малолетняя! — кинулись на меня, грубо хватая за плечи и волоча обратно в кровать. — Жить надоело?! Какого хряка ты творишь! В моём доме! Адово отродье! — не унималась мать, связывая простынью по рукам и ногам.
Ближе к вечеру приехал отец и застал интересную картину, в содержании которой были прекрасно запечатлены связанная дочь на кровати и сидевшая на полу в кругу соли со свечой и иконами мать.
— Дорогая, — могу поклясться, одна прядь поседела прямо на глазах, — что здесь происходит?
Ну вот как, скажите на милость, можно прислушиваться к советам родительницы и уважать её? Она ведь даже не соизволила выслушать меня! Сослалась на исчадие ада, каких-то демонов, надуманную одержимость… А меня спросить? Я же, в конце концов, не кукла тряпичная, входящая в одну из её коллекций в гостиной витрине! Хотя, где-то очень глубоко в душе, я, возможно, понимала её чувства и испуг... Но определённо не методы борьбы с этим.
Утром я была освобождена, правда, только учёбы ради. Однако даже это скудное оправдание несказанно радовало — впервые за долгое время оказалась на свежем воздухе. С неба всё также тучно свисали серые облака, пока с них не сорвались белоснежные хлопья.
Я поднесла раскрытую ладонь кверху, чтобы ощутить тающие капельки, что медленно скатываются вниз. Прикрыла глаза от наслаждения:
— Снова забыла перчатки. Как тогда…
Щелчок — резко распахиваю веки. Я помню. Помню тот вечер. Верно, я же выходила на улицу в самый разгар праздника. И как могла только забыть!
Попыталась ухватить внезапно всплывшие воспоминания: летящий в лицо снежный шар, центральная площадь, часовая башня, бой курантов, зажигалка и… Всё.
— Да нет же… — возмутилась вслух, крутанувшись на месте. — Такого не может быть. Давай ещё раз. Белый шар, площадь, часы, куранты, за-жи-га-ал-ка… — последнее прозвучало с мыслительными потугами. — Чёрт!
Всё было тщетно: как бы ни старалась, а вспомнить так и не могла, будто кто-то нарочно стёр эти воспоминания из памяти. Но учитывая одну особенность в виде отсутствия тормозов, я не оставляла попыток.
День изо дня, в минуты спокойствия и отсутствия каких-либо обязанностей, я образно возвращалась к забытой ночи. Вспоминала малейшие детали: ненароком услышанное слово, что бросил какой-то прохожий; в какой шубе, пальто проходила та или иная дама; что за шоколадку поедала малышня в метро под боком; как выглядел мужчина, за которым я последовала сквозь «народную тропу»… И я-таки вспомнила всё. Всё, кроме продолжения «банкета».
— Са-аша-а! При-иё-о-ом! — окликали меня, видимо, не в первый раз.
— А? — растерянно заозиралась с раскрытым ртом.
— Саш, не спи — замёрзнешь! — весело прохохотали у меня над левым ухом, а потом ловко отодрали прилипший к щеке лист бумаги.
Кажется, я и взаправду отключилась.
— Да, — устало протёрла глаза и снова опустилась на парту…
Нет, на стол. Ещё раз осмотрелась, удостоверившись, что пребываю в столовой.
— Ну и дела…
— Ага, — поддакнула с набитым ртом Ксения. — Я тебя уже как битый час зову, а ты всё в чертежах дрыхнешь. И не стыдно? — Она бодро поднесла ложечку желе ко рту и смачно погрузила её во внутрь.
— М-м, — сдавленно промычала, отрывая потяжелевшую голову и придерживая её рукой. — Мы же только с этого… Как его там…
— Это «как его там» зовётся «Проектирование». — Очередная порция была проворно съедена.
— Точно. Оно…
— … закончилось час назад и сейчас мы благополучно прогуливаем сопромат, — закончили за меня.
— Ксю, и вот зачем, спрашивается, ты меня не разбудила! — я схватилась за бесцветные волосы и со вздохом потянула в стороны, пока сидящая рядом брюнетка продолжала поглощать уже третий стакан зелёных «соплей». — Хватит жрать!
— А тебя рафве добудевфя? — пропуская мимо оскорбление, обратилась она. — Мевду прочим, я вылила на тебя воду, но и она не возымела силы, — последняя ложка была успешно проглочена, — потому… Увы и ах, что имеем!
— Сергей Ипполитыч мне башку открутит!
— Раньше думать надо было, — спокойно ответила Ксюша. — В крайнем случае, не одной тебе, если на то пошло, — и лукаво улыбнулась.
— Ну, спасибо.
— Всегда пожалуйста! — весело подмигнула лучезарная девушка, соблазнительно откидывая свою роскошную косу за спину.
Если раньше мы были хоть как-то схожи со спины, то теперь — словно две противоположности друг другу. Чуть смуглая кожа брюнетки выгодно подчёркивала оттенок густых волос и жгучих янтарных глаз. Ксюша была одной из первых красавиц в академии, да и не только. Этому свидетельствовала недавняя победа в областном конкурсе моделей, на который подруга ездила во время моего больничного. Собственно, по этой причине она так и не проведала меня, но исправно слала сообщения и интересовалась здоровьем.
Меня же после болезни приняли за самозванку и чуть силком не выкинули с учебного заведения, благо, отец вмешался и подтвердил мою личность невесть откуда взявшимися липовыми бумагами о пластике. Хотя, смею предположить, что и он по сей день остерегается моих изменений, о чём нередко говорят его многозначительные взгляды, полные глубоких раздумий. Про другую родительницу я вообще молчу.
И в виду этого весомого факта теперь мою необычную внешность приравнивали к Ксюшиной, а на прошлой неделе какой-то агент с улицы даже предложил договор с новым корейским брендом косметики. Пожалуй, это изрядно подпортило нашу дружбу, что струны её прочности натянулись до предела и неизвестно, чем может обернуться для нас завтра.
— Ладно. Я, пожалуй, пойду, — Ксения первой встала из-за стола. — Прости, что так рано покидаю, но у меня график весь расписан. — Она талантливо вздохнула, что не отличить от искренней досады, если только не знать её с пятак лишним лет.
— Да, конечно, — и пусть я не стремилась занять место пока ещё подруги, но отчего-то и проигрывать была не намерена. — Удачного дня!
— Приятного аппетита! - донеслось мне в ответ с явным подтекстом: «Чтоб тебя в дугу скрутило».
И она покинула столовую виляющей походкой тигрицы, а я осталась одна. Чуть поводив вилкой по жидкому пюре, вновь собралась с мыслями и вернулась к образу зажигалки, на которой так позорно обрывались мои воспоминания.
Бумага. Пламя. Небо. Снег и…
— Да что же за напасть-то, а! — тяжело ударила по столу.
Очередная боль линией вырисовалась на груди. Теперь я в этом не сомневалась: после той ночи с каждым ущербом — нанесённым физически или морально — меня били точно плёткой. Не знаю, чем таким я нагрешила в этой жизни, но всей душой жажду вернуть прежнюю себя: далеко непримечательную, дерзкую и вольную на все четыре стороны особу. Лучше быть некрасивой, но свободной, чем красоткой, но раненной и за прутьями клетки.
С этими умозаключениями я вышла из столовой, попутно скомкав очередной ненавистный чертёж. Кажется, оставшиеся четыре семестра дадутся мне потом и кровью…
Улица встретила привычным гудением машин и криками раздражённых водителей. Где-то среди них промелькнул невесть откуда взявшийся трактор, что и создавал скопление двух «змеиных цепочек», уходящих вдаль. Не удержалась от усталого вздоха и поплотней укуталась в шерстяной шарф, а после поспешила проскользнуть через неплотные ряды гремящих двигателей. Кто-то вновь ударил по рулю, и мои ноги в неожиданности подкосились, чуть не распластав всё тело на мокром асфальте.
Уже перебравшись на другую сторону дороги, спокойно приспустила шарф и мерно зашагала навстречу разноцветным фонарям парка. Под ноги то и дело попадались полуразвалившиеся снежные шары. По обе стороны белоснежной аллеи притаилось несколько нелепых снеговиков, явно сделанных детскими руками. Над головой весело колыхались голые ветви, увешанные обилием световых гирлянд. Праздник и вовсе не думал покидать своего места.
— За-жи-гал-ка, — продолжала повторять вслух, пуская лёгкие пары тепла изо рта. — Помню снег, а после — всё размыто… Хм, как можно забыть собственное возвращение домой?
Хотя, ничего странного, учитывая мои частые выпадания из реальности, от которой в последнее время так охота отказаться. Порой не покидает ощущение, будто меня от этого удерживает тонкая грань, что вот-вот порвётся. И, казалось бы, человек должен страшиться этого факта. Но почему тогда мне так спокойно?
— Пламя, — всё не унималась, — снег… Снег, — ещё тише. — … снег, — прикрываю глаза, возвращаясь в прошлое. — Удар, — совсем шёпотом, чтобы ненароком не спугнуть.
И в этот момент тела будто что-то незримое касается, а по груди вновь ударяют плетью. Я чувствую, как из очередной полосы стекает тепло, прочерчивая неровную дорожку вниз. До чего же больно… Но я не отпускаю воспоминания, силясь дойти до конца. До того, что стало причиной следствия всего, что со мной творится.
— Светлые… — внезапно воздух будто вырвали из лёгких, — пряди…
Ноги подкашиваются, и я коленями оседаю на землю, хватаясь за пальто в районе груди. На сердце неопределённого рода тяжесть. Дыхание учащённое и рваное. Перед глазами смазанная картина, что множится с каждым вдохом. Попытка встать — аллея кружится каруселью, будто насмехаясь надо мной. До чего же нестерпимо… Хоть криком кричи, да никто не поможет.
Только одно радовало в сложившихся неприятностях — светлые пряди. Конечно, вспомнить всё было сроду суициду, но и этого хватало на сегодняшний день. Мужчина или женщина? Не знаю… Но какой-то отголосок интуиции сквозь боль молвил о первом. Вот только, что это был за мужчина — и в помине не ведала. Лишь смутное очертание волос. Кажется, вьющихся…
— Мама! Тёте плохо! — как сквозь вакуум донёсся до меня детский голосок.
— Медвежонок, я сколько раз говорила, чтобы к незнакомым людям на улице не подходил? — схватила за руку ребёнка какая-то мамаша в норковой шубке. — Наркоманка, — брезгливо полетело вслед, когда родительница заботливо прикрыла маленькие ушки своему чаду.
— И… на том… спасибо, — тихо прошептала, не рассчитывая более на чью-либо помощь.
Уже на подходе к последнему светофору, что отделял меня от дома, я волею измывающейся судьбы стала свидетелем страшного ДТП. И если при лобовом столкновении грудь чуть покалывало, то после вываленного плюшевого зайца через скукоженную заднюю дверь меня разрывало на части. Горло раздирали истошные крики. Мои крики… Слёзы обжигали не менее болезненно порезов на груди, сквозь которые я ощущала теперь уже плотно прилипший к телу свитер.
Меня кто-то схватил за плечи, развернул к себе, а после резко и с бранью бросил обратно на землю. Я истекала кровью, точно как тот самый маленький ребёнок с испачканным зайцем… Я ревела словно за двоих. Из глотки уже вырывались немощные хрипы, но рот по-прежнему машинально открывался в безмолвии.
Только сейчас поняла, к чему меня приговорили… Будь у меня возможность повернуть всё вспять, я бы никогда не коснулась словами того сожженного листа с желанием: ни о неземной любви, ни о сказочном принце, ни о своей внешности. А теперь… Вы когда-нибудь задумывались, каково это, быть открытым всей душой? Не в переносном смысле, а вполне материально. Душою, облечённой в плоть.
Очередной удар раскалённой плетью, и тьма смыкается надо мной…