Страница 16 из 48
У каждого на левом запястье переливался мутным серым блеском браслет, на голове зеленая холстяная повязка – символ мира и плодородия. Теперь они – служители бога Бадучены, покровителя травников и торбских воинов.
В сумку Авенир положил тайную книгу, узелков с травами и ведовский трактат. Лазурит заключил в простенькую медную оправку – благо Дариссов канделлор мог не только зубы лечить – и повесил на шею, спрятав под одежду.
Наставник сжимал руками дорожный посох.
Авенир ухмыльнулся – с виду безобидная палка, а на самом деле резач - когда хозяину надо, он разделяется на два меча, рукояти скреплены шипастой цепью - такой можно и удар отразить и шею свернуть. У невысокого Марха под толстой робой перекатываются вздутые мышцы, а с виду – так, веселый толстяк-служака, не отказывающий себе в еде и питье, вот уж точно – посланник мира и плодородия.
Интересно, сколько у него на самом деле оружия?
Парень смог заметить только два заплечных кинжала, да по одному метательному ножу в сапоге. И, наверно, во внутреннем поясе отравленные иглы и завернутый кругом булатный клинок. Сколько оружия у тарсянина, никто ни разу точно не угадал. Даже после бани, будучи в чем мать родила, Марх все равно мог невесть откуда вытащить замысловатое военное чудо. Что же, против каганатской орды даже вооруженный до зубов, он как медведю пчела – разозлит и не более.
***
Халил обмакнул кисть в пиалу с красилом. На холсте рождался силуэт пятерых путников на фоне горного хребта.
- Им понадобится помощь.
Прозорливец закрыл глаза:
- Сила единения в действии… Вырисовывается пламя, пещера и горы…
На блестящей безволосой голове проступил пот:
- Свет и пламя… Надо бы проведать о них.
Слуга принес кувшин с отталеной водой. Смуглый старец нетоопливо повел рукой в сторону степи:
- Горез, приготовь мне пятый набор и младший канун. Я отправляюсь немедленно.
- Пожелает ли господин взять с собой слугу?
- Не в этот раз, друг. Ясности нет, и будет лучше тебе остаться в поместье. Возможно, я нашел Царскую драгоценность. И, возможно, не одну.
Юноша помог хозяину умыться. Халила объяло фиолетовым вихрем и унесло в северный край.
***
Спустя три недели пути густолесные чащобы поредели, а под копытами навьюченных мулов заскрипел песок. Солнце жарило не по-осеннему, воздух стал сух и безвкусен. До окоема простиралась великая хуннская степь, с редкими кустами и мелководными речушками. По всей равнине волнами проходили скудные травные всполохи – раскачивался на ветру ковыль, играл типчак, колыхался овсец.
Глаза страдали от такой свободы и пустоты, пытались ухватиться хоть за какой-то островок, деревце, или холм - но эта их прихоть оставалась неисполненной.
Когда близился вечер, путники треножили животных и раскидывали ночлег. Марх доставал из узелка лепешки с сыром и лук, Авенир же раскидывал спальники и вытаскивал мехи с водой и чаем. Вина странники не взяли – монахи Бадучены воздерживались от хмельного, а исполнять торбские каноны новоявленные соглядатаи начали уже в Глинтлее – тамильцы могли следить за ними от самих имперских ворот.
Сабельщику не нравилось, что рекрут (хотя рекрутом он был раньше, теперь – брат и напарник) собирает травы, читает какую-то книжонку и проводит время в размышлениях, покручивая в руках бирюльку с лазуритом. Но здесь, в степи, он ему не хозяин. Юноша рассказал, что сиротой попал в услужение к старой ведунье – там и научился травам да простым заклинаниям, но потом сбежал и прибился к амишам. Сам воин не доверял магии - считал ее, в лучшем случае, хитрыми фокусами. А, хотя пусть ворожит, зла от этого никому пока не было, да может Чыдаху чего покажет – не только же речами его умащать. Настоящих магов Марх видел лишь два раза – и одного из них убил своими руками. Злобный Тандкрит думал, что оскорбление сойдет ему с языка. Хм, тарсянина, конечно, сожгла бы та огненная стена, да вот только не подрасчитал чародей, что метательный топорик достанет его быстрее. А второй… Марх содрогнулся. Ледяной голем – не то человек, не то асванг, обладающий огромной мощью. Лишь однажды ему приходилось пройти путем Ен-Гарди – дорогой, лишь касавшейся заснеженных обителей Фаэлсиргра, но никогда не забыть того леденящего душу ужаса – страха, который сковывает тело, парализует отвагу и ведет в погибель, словно гипнотический взгляд василиска. А что же происходит там, в глубинах его земель?
Охота дрыхнуть пропала. Сабельщик выбрался из мешка и пошел в отхожее. Окинул взглядом стоянку – мулы спали, Авенир уже закончил свои чтения с молитвами и кутался в шерстяной плащ. Костер не разводили - в сухостое степь вспыхнет, как промасленный пергамент, да привлекать внимание зверей и людей лишний раз не стоит. Надо зайти подале, а то молодой еще проснется, испугается с непривычки. Да, степь – такое место, слышно на расстоянии полета стрелы. Не то, что город – гвалт, ор, повозки скрипят - не угадаешь, что за углом творится.
В темноте ночи разливалась тихая мелодия. Она проявилась из ниоткуда, мягко обволакивая своим покоем и добром. Лидийские напевы говорили о вечности, любви, радости и надежде. Текучие, медовые звуки проникали внутрь чрева, обволакивали душу и растворялись сладкой истомой. Тарсянин медленно спускался в низину, из которой доносилась чарующая музыка. Вокруг сабельщика вырастали обшитые шелком стены, ноги утопали в мягчайших персидских коврах и тигриных шкурах. Тихо журчала, переливаясь всеми цветами радуги, вода, струящаяся из стройных фонтанов. На палатях возлежали счастливые люди, которым девушки в полупрозрачных сари приносили еду и напитки. По дворцу разносился аромат жареного мяса и благовоний…