Страница 87 из 105
Стихи явно разбудили в нем воспоминания, и Мальчик начал смущенно рассказывать о том, как ездил туда-то или туда-то, о случаях забавных и лиричных, произошедших там, и о юных феях, в разное время владевших его сердцем и думами. Такой искренний, такой ранимый. Она привыкла видеть его сдержанным, застегнутым на замочек, как портфель профессора секретного научно-исследовательского института. И сейчас была крайне удивлена, что он выбрал для откровений именно ее. Почувствовала себя древней Сивиллой, которую уже не стесняются ни юноши, ни девы, и немного расстроилась. Впрочем, подумалось тут же, что, возможно, ему просто не перед кем открыть душу, а путешествие, постукивание колес, покачивание вагона располагают к такого рода разговорам.
Так, за искренними беседами не заметив мелькнувших часов, добрались до места и выгрузились на станции. Подъехал Старший, сразу стало шумно и суетно. По-хорошему шумно и по-хорошему суетно. Вот только обаяние исповедальности, испытанное ими в пути, растаяло, улетучилось без следа.
Хотя, нет, след, безусловно, остался. Ведь нельзя же просто так взять и стереть из памяти два с половиной часа доверия и откровенности. Они окутали их незримым покровом общей тайны, заставляли бросать друг на друга осторожные взгляды: не жалеет ли он, что открылся, не станет ли Она относиться к нему иначе, не боится ли он, что Она выдаст его секреты…
Фестивальная поляна оказалась довольно просторной и заселена была не слишком густо, хотя малолюдной все-таки не была. Дружно принялись обустраивать быт. Общение у костра в компании единомышленников, как всегда, было непринужденным, раскованным и приятным. Правда, Она заметила, что Мальчик как-то иначе вслушивается в ее байки, как-то более остро реагирует на звук своего имени, когда Она обращается к нему.
Засиделись почти до рассвета. Уже погас костер, и угли перестали алеть. Дети давно спали в палатках. Причем ее дети, против обыкновения, на этот раз устроились так, что Она могла бы притулиться разве что у самого входа. И Мальчик предложил ей переночевать в своей:
- Места хватит. А дети пусть уж спят, как улеглись, не буди их.
Она посмотрела в его глаза и улыбнулась. Утренняя прохлада заставляла уже вполне ощутимо дрожать, и перспектива спать у входа в палатку, ничем не укрывшись, действительно, не радовала. Поэтому отказываться от предложения Мальчика не стала, хотя оно и было несколько странным и могло показаться нескромным.
Может, палатка и не ахти какой дом, но вполне надежная защита от ночной прохлады и утренней росы. А если завернуться в спальник и прижаться друг к другу, то становится и тепло, и уютно. Спать совершенно не хотелось. Родившиеся утром доверие и искренность снова забили крыльями, зажгли искры в глазах, потребовали открыть сердца и говорить, говорить. О жизни, о книгах… Да-да, о книгах, о том, что увлекает, чарует, завораживает. Они рассказывали друг другу сказки. Взрослые, но все-таки сказки. Увлеченно, взахлеб. Смакуя, почти цитируя любимые моменты. Сияя взорами и улыбаясь.
Уснула Она совсем уже утром. Уснула под счастливый щебет проснувшихся птиц. Уснула у него на плече, улыбаясь безмятежно и с наслаждением вдыхая запах костра, пропитавший его свитер. Проснувшись же и открыв глаза, встретила нежный восторженный взгляд. Она не знала, спал ли он вообще, но спросить постеснялась. Он сказал ей:
- Доброе утро! – и утро было, действительно, добрым. Таким солнечным, таким звенящим. И вслед за ним светилось и звенело ее сердце. Было необыкновенно легко и хорошо, и хотелось петь.
День, в противоположность предыдущему, выдался солнечным и жарким. Дети, опьяненные свободой, азартно исследовали территорию, носились туда и сюда, выпросили даже разрешение искупаться. Друзья тоже не сидели без дела: обошли знакомых, тоже приехавших на фестиваль, прослушались в нескольких номинациях и в некоторых даже стали лауреатами, получили честно заработанные грамоты и выступили на гала-концерте. Словом, насыщенный и яркий получился день. И все в нем получалось удивительно легко: игралось, пелось, смеялось. И никто не заметил, что два человека совсем иначе смотрят друг на друга, совсем иначе смущенно отводят взгляд, совсем иначе ждут вечернего часа и разговоров у костра и возможности скрыться в палатке. Снова. Вдвоем. Но долгий насыщенный день сделал свое дело, и этой ночью, едва прижавшись друг к другу, согрев друг друга дыханием, они уснули. Впрочем, это тоже была очень хорошая, светлая сказка.
Следующий день должен был их разлучить. Не насовсем, на время – и все-таки. Такими чарующими были эти дни, что им показалось мало, а следующего фестиваля, на который они собирались поехать через две недели, ждать слишком долго. Старший предложил собраться у него на участке. По-походному, с палатками и костром. И они, конечно, горячо поддержали. Но сейчас все равно приходилось расставаться.
Никогда еще не было им так трудно прощаться. Как ни пыталась Она убедить себя в том, что все произошедшее ничего не значит, что это просто минутная слабость и походная условность, а грусть во взгляде скрыть не смогла, не смогла поверить своим увереньям. Да и Мальчик садился в машину явно с тяжелым сердцем. На мгновение их взгляды встретились, и сердце ее сжалось от тоски. Она почувствовала, что сейчас у нее отнимают нечто очень дорогое. Она понимала, что это неправильно. Она напоминала себе о его девушке, о том, что они и без каких-либо вольностей позволили себе нечто не совсем допустимое. Но легче от этого не становилось.
Она считала не дни – часы до этой встречи! Летела на крыльях, мечтая бог знает, о чем, ни на что особо не надеясь и надеясь на все невозможное сразу. И приветствовала радостно, бессовестно светясь от счастья. И снова дружно и весело ставились палатки. И снова горел костер. И дети были бесконечно довольны возможностью не ложиться вовремя в постель, а сидеть со взрослыми и жарить на прутиках хлеб и колбаски. Удивительно, в этот раз они даже не расчехлили гитары. Просто говорили, просто мечтали, просто размышляли. И все равно было хорошо. По-другому, но хорошо. Видимо, именно этой уединенности им и не хватило на том фестивале. Сейчас они пили ее на троих допьяна. И звезды горели в высоком небе, и алые всполохи углей отвечали им своим жарким мерцанием.