Страница 82 из 105
- Представляешь, стали собираться спать, а Григ и спрашивает: «Как будем ложиться?». Я подумал: «Ну, ничего себе!» - а сам спрашиваю: «И что ты предлагаешь?» А он говорит, мол, будет спать с тобой, а я лягу на диван. Вот ненормальный! Ну, я ему и сказал, мол, нет уж, я буду спать с тобой, а он ляжет на диван.
Услышав все это, Она жутко разозлилась. Но не на Грига, а на Пэка. Как он посмел вообще задавать такие вопросы?! Как посмел хоть кому-нибудь дать возможность предположить реальность вмешательства в их отношения?! Это, пожалуй, была одна из первых трещин, расколовших в итоге их счастье.
Григ стал появляться реже, а потом и вовсе пропал из виду. Кажется, закончил институт. Кажется, работал где-то в школе и в архиве. Кажется, потом уехал и работал в Москве. Шли годы. Кто-то появлялся в ее жизни, кто-то из нее пропадал. Она стала многодетной мамой и не вспоминала о Григе. Пока однажды он не появился на ее концерте.
Это был не просто ее сольный концерт, это была ее дипломная работа. В зале было так много народу, что не всем хватило стульев. После представления ее благодарили, поздравляли, жали руку, обнимали и хлопали по плечу. Чуть ошалевшая, Она пыталась успеть поговорить со всеми, дорогими ее сердцу, людьми, собравшимися сегодня, чтобы поддержать ее. Некоторые друзья остались, чтобы проводить и пообщаться с нею подольше. Григ был среди них.
Сдачу диплома отмечали в кафе. Она все еще не отошла от эмоционального потрясения, с нервным смехом рассказывала, как сложно шла подготовка этой работы. Взгляды друзей обволакивали ее тело и душу приятным теплом, их смех успокаивал. Она начала расслабляться, и словно плыла по этим ласковым волнам, заботливо подставляющим ей свои упругие гребни. Слова друзей и их улыбки скользили, точно блики по воде.
Как так получилось, Она точно не помнила – должно быть, ответила взглядом на взгляд. Только лучи, протянувшиеся от серых глаз, заставили замереть, не позволили отстраниться. Чередой мелькнули видения жемчужного смеха и предутреннего нимба, и поруганной радужной радости. Сердце сжалось и блаженно сощурилось, как довольный котенок. Но вечер подходил к концу, и нужно было прощаться. Ее проводили до троллейбуса и долго стояли на остановке.
Григ повзрослел, стал статным молодым мужчиной, серьезным на вид. Волосы его уже не пушились, а были собраны в аккуратный хвостик на затылке. Но в улыбке по-прежнему сквозила застенчивая искренность, а в глазах по-прежнему плыли облака, сквозь которые пробирались, скользя, озорные лучи. Ей очень хотелось, чтобы он проводил ее, но Она не посмела попросить.
Они стали видеться время от времени. На концертах бард-клуба, по разным значительным и незначительным поводам. Она почувствовала, что скучает, что страстно желает этих серых глаз, этих странных встреч, этих нелепых разговоров о событиях и людях, чьи имена Она не помнила, но якобы должна была знать. И все чаще ей вспоминался предутренний нимб и жемчужный смех, и горячий шепот. Эти видения таяли, а грусть оставалась, плела новые мысли, лепила новые желания, в исполнение которых верилось с трудом. Она все собиралась поговорить с Григом, сказать, что сожалеет о своей бессмысленной жестокости. Тем более что хуже Она сделала, как всегда, только самой себе. Но как-то все не решалась. Когда же переживать все это снова и снова внутри себя совершенно не стало сил, грусть превратилась в песню:
Десять зим, десять лет –
Горячечный бред.
Десять пасмурных весен,
Проспавших свой свет.
Десять раз дарит осень
Отчаянья яд.
Тупиками сомнений
Бреду наугад...
Но, продрогнув под струями черных дождей,
Я теперь не ищу никакого «нигде»...
И я закрою глаза,
чтоб увидеть опять
на высоком челе
непослушную прядь,
захлебнуться в огромных озерах зрачков,
улыбаться тебе, забывая дышать.
Кружевное бесстрастье
Кружащихся вьюг,
Телефонный мираж
Рукотворных разлук,
Солнца белых бессонниц,
Обид камнепад...
Тупиками сомнений
Бреду наугад...
Горячо по щеке покатилась звезда.
Научилась не ждать никаких «никогда»,
Но я закрою глаза...
Сквозь песочные будни,
Сквозь спящий огонь
Я войду, прикоснусь,
Пряча робость в ладонь.
В сером небе
Беззвездные ночи горят.
Тупиками сомнений
Бреду наугад...
Перетертые струны истоптанных тем
Не расскажут мне ни о каких «низачем»...
А я закрою глаза,
Чтоб увидеть опять
На высоком челе
Непослушную прядь,
Захлебнуться в огромных
Озерах зрачков,
Улыбаться тебе, забывая дышать...
Она надеялась, что Григ услышит эту песню и все поймет. Но он не понял. Или сделал вид, что не понял. Словом, поговорить снова не удалось, и все осталось, как было.
А потом Купальская ночь полыхала пламенем костра и кружила хороводами. И в игре Она подарила ему цветок. Должна была убежать, но не успела сделать и шагу, как он схватил ее и поднял, оторвав от земли. Она обняла его за шею и прижалась щекою к его щеке, надеясь, что это хороший знак. Но для Грига это была только игра. Цветы купальских венков завяли, костры погасли, и все снова пошло своим чередом.
А потом в апреле, когда уже вовсю зеленела трава, и деревья оделись нежной листвой, погода вдруг резко изменилась. И именно в тот день, когда по пути на встречу бард-клуба, они долго ходили вместе по городу – Григ торопился уладить массу неотложных дел. Он зашел в здание университета, а Она осталась ждать его на крыльце, не пожелав топтаться в фойе. Порывы ветра становились все злее. Тучи окончательно скрыли светившее еще час назад солнце. И хлопьями посыпал снег. Она стояла на крыльце и смотрела, как белые холодные шматы валятся на сочную зелень травы и скрывают ее под собой, как перина Госпожи Метелицы. На глаза наворачивались слезы: вот это точно был знак. И Она опять ничего не сказала.