Ей Снился Сон

- Я уезжаю.

- Когда?

- На днях.

- Куда?

- В Кострому.

- Надолго?

- Навсегда. Наверное.

Он резко поднял голову и посмотрел ей в глаза. Смятение потоком лилось из расширенных зрачков.

- Ну, в Кострому, может, и не навсегда. Может, потом поеду еще куда-нибудь. Куда захочется. Как получится.

В воздухе ощутимо висел вопрос: «Из-за меня?», - но Он не задал его. Немного помолчав, Она встала:

- Мне пора. Не хочу, чтоб мама встречала Новый год одна. – И вышла из комнаты. Оделась, нежно попрощалась с его Мамой, Папой и Сестренкой и, провожаемая добрыми новогодними пожеланиями, ушла.

Праздник с мамой прошел на удивление спокойно: пили шампанское, смотрели «Голубой Огонек», говорили «за жизнь»… Казалось, она смирилась с безумством дочери. И только под утро жалобно попросила: «Ну, ты заезжай хоть иногда…» Она обняла ее за шею и прошептала: «Конечно! А как же, мамочка! Я же тебя люблю…»

Пару дней спустя ранним утром, тихонько закрыв за собой дверь квартиры, Она шагнула в утробу лифта и начала свой путь в новую жизнь. Синий, сияющий звездами, сумрак распахнул ей свои объятия. Дыша свежим морозным воздухом, Она бодрым шагом пошла в сторону вокзала. Первую электричку до Костромы ожидало чуть более десяти пассажиров. Войдя в пустой, остывший за ночь, вагон, Она устроилась на двухместной деревянной лавочке, свернулась клубочком и вскоре уснула, убаюканная покачиванием и размеренным стуком колес.

Проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Открыв глаза, увидела над собой женщину в униформе, с сумкой через плечо. Контролер-кондуктор.

- Ваш билетик, пожалуйста.

Билета у нее, естественно не было. Путешествовать «зайцем» или автостопом было не впервой. Она совершенно не боялась, что ее высадят на глухом полустанке или отправят в отделение милиции. Хотя первое было несколько хуже, ибо выбраться с глухого, холодного полустанка значительно сложнее.

- У меня нет билета, - тихим извиняющимся голосом произнесла Она.

- И зачем же садиться в электричку, если нет билета? Едешь-то куда? Деньги есть?

- В Кострому еду. Денег нет совсем.

- Зачем же ты едешь в Кострому без денег?

- К тете. Мне очень надо.

В словах кондуктора не чувствовалось раздражения, хотя та явно пыталась вызвать его в себе. Но вид кучерявого существа с большими наивными глазами, одетого в рваные штаны, полусапожки на босу ногу и шубейку, которая явно была маловата ее хозяйке, никак не давал ей разозлиться.

- И зачем тебе к тете?

- Она болеет. За ней ухаживать надо. А мама никак не может – работает.

- А что ж тебе мама денег-то не дала?

- Так им на заводе уж который месяц зарплату задерживают…

Взгляд кондуктора стал сочувствующим. Действительно, такое наблюдалось сплошь и рядом: зарплату задерживали, не хватало денег на еду и лекарства – какие уж тут билеты на электричку…

- А лет-то тебе сколько? Документы есть у тебя?

- Нету еще…

Кондуктор смерила ее взглядом. Действительно, в свои девятнадцать Она легко сходила за тринадцати - четырнадцатилетнего подростка, что серьезно облегчало жизнь, ибо вполне объясняло наивность поступков и побуждений.

- А отец что?

- А папа умер год назад…

И вот это было чистой правдой. Отец, которого Она помнила плохо, ибо мать развелась с ним давным-давно, действительно, умер. Действительно, год назад.

- Ладно, сиротинушка… Езжай... – вздохнула кондуктор и, махнув на нее рукой, пошла дальше по вагонам, - Только тихо тут!

- Спасибо!

Золотое правило автостопщика – максимальная правдивость – в очередной раз оправдало себя. Это не значило, что надо говорить ВСЮ правду, но там, где возможно, лучше было не врать. Собственно, сочинила Она только больную тетю и преуменьшила возраст. Во всем остальном была честна. Вежливость, спокойствие и неприметность не раз выручали ее, и нынешняя ситуация не стала исключением.

За окнами электрички уже забрезжил рассвет. Спать расхотелось. В вагоне начали появляться пассажиры, заходившие на разных станциях. Стало теплее. Остаток пути Она созерцала проплывавшие за окном пейзажи.

Кострома встретила ее добрым солнечным морозцем. Шагая в сторону троллейбусной остановки, Она предвкушала радостную встречу с друзьями, теми самыми, с которыми познакомилась на фестивале. Представляла улыбки, объятия, вечера с гитарой.

Первое время она жила у друга, которого про себя называла Сияющий. Действительно, в его облике, голосе, плавных движениях было столько света, что иначе думать о нем было практически невозможно. Он, по сути, уступил ей свою комнату, и Она могла чувствовать себя в его доме совершенно свободно. Что он сказал своим родителям, ей было неизвестно, но это оказались на редкость понимающие люди: они относились к ней с теплым спокойствием, не задавали лишних вопросов, словом, принимали ее так, словно появление в доме этого нового персонажа было в порядке вещей.

О, что это было за время! Просыпаясь утром, Она блаженно потягивалась в теплой мягкой постели, потом легко вскакивала и распахивала занавески, впуская в комнату потоки солнца. За окном сверкали инеем деревья и чирикали воробьи. Она ставила пластинку Боба Марли и делала своего рода зарядку. Нет, вовсе не ту, что требует наклонов, приседаний и рывков руками. Встав лицом к окну, Она поднимала руки и закрывала глаза, медленно вдыхала свет, наполняя им себя. Увидев внутренним взором сияющую сферу над головой, тянулась к ней, брала ее в руки и, ощущая приятное покалывание в пальцах, тянула к себе. Едва сфера касалась головы, тихое сияние начинало обволакивать все ее существо, и получалось, что Она наполнена светом и изнутри, и снаружи. Чувствуя необычайную легкость в теле и на душе, Она начинала танцевать. Вскоре слышался тактичный стук в дверь, и в комнату входил Сияющий, чтобы позвать ее завтракать. Его мама работала на молокозаводе, и частенько приносила домой смесь для мороженого, которой они заканчивали трапезу. Это было необыкновенно вкусно!