Страница 103 из 105
- Завтра все будет хорошо. Обязательно будет. – И шагнула в метель.
Ежась от ветра, швырявшего в лицо колючий снег, торопилась, подгоняемая бешено колотящимся сердцем. Успеть! Должна успеть! Не понимая до конца, почему так спешит, старалась ускорить шаг. Нырнула в подъезд. Лифт словно ждал ее появления, распахнул двери. Восьмой этаж. Звонок. Дверь открывает Папа.
- О! Привет! Проходи. Он что-то не в настроении. Но вы уж там сами разберетесь.
- Конечно. У нас репетиция сегодня. Скоро Криптик еще придет.
- Ну, точно разберетесь тогда!
Разделась, прошла в комнату:
- Привет.
- Ты ведь не собиралась приезжать.
- Не собиралась.
- Как ты себя чувствуешь?
- Лучше. Потому и приехала, - соврала Она.
Все это время Он не смотрел в ее сторону. Она говорила бодрым голосом. Она смотрела на него во все глаза. Она была рада, что успела. В душе ее зажегся теплый желтый свет уверенности, что теперь все будет хорошо. Обязательно будет хорошо!
Папа собрался и заглянул в комнату сказать, что уходит на дежурство. Он бросил в пепельницу очередную догоревшую спичку и вышел проводить отца. Вернувшись, спросил:
- Хочешь кофе.
- Нет.
И Он снова сел за письменный стол. Достал очередную спичку, повертел в руках и сломал. Она молча сидела на диване и смотрела на него. Она безумно соскучилась! Соскучилась так, словно действительно прожила целую жизнь без него, словно не видела его почти сто лет. Ладно, не сто. Восемьдесят.
Он опустил глаза, спросил тусклым голосом:
- Почему ты так смотришь на меня?
- Я ужасно соскучилась.
- Соскучилась? – спросил и удивленно уставился на нее. – Когда? Виделись, вроде, только вчера.
- Может, и вчера… - сказала Она и потупилась. И снова перед глазами промчались картины ночного видения.
- Ты какая-то странная сегодня.
- Ты тоже был бы странным, если бы похоронил – пусть даже во сне – самое дорогое, что у тебя есть. Если бы увидел, сколько горя и боли принесет эта смерть. Если бы почувствовал такую же пустоту, отчаянье и безысходность. Ты бы смог после этого жить?
Он уставился на нее с недоумением. Губы его подрагивали, словно Он собирался что-то сказать, но не мог подобрать слов. Она не отводила взгляда. В полумраке зрачки ее были огромны, и казалось, что из них льется мрак, вытекают боль, ужас и отчаяние, пришедшие на смену радости от сознания того, что Она успела, что Он сидит рядом с ней, освещенный светом настольной лампы. Живой. Живой!
Наконец Он решился прервать молчание и задал вопрос:
- И кого же ты похоронила?
- Тебя. Ты умер сегодня. Примерно… сейчас.
- И как же я умер? – спросил Он, отводя глаза.
- А что ты собирался делать, если бы я не пришла? Как думаешь, что почувствовала твоя мама, вернувшись домой и увидев тебя на полу… неживого… с электрическими браслетами на обгоревших руках? И что почувствовала Сестренка, видя все это и слыша ее рыдания? И что почувствовал Папа, когда ему сообщили об этом? Разве, уходя на дежурство, он мог представить, что больше не увидит тебя живым?
- Хватит! Перестань! Я больше не могу!
- Не можешь? Не можешь слышать? Но собирался сделать…
- Я… не знаю… я… не хотел… - пробормотал Он, качая головой, потом поднял голову и выдохнул с отчаянием, - Я не знаю, чего я хотел! Хотел перестать чувствовать боль. Навсегда.
- Разве это боль? – сказала Она, встала и подошла к нему, положила ладони на вздрагивающие плечи. Он порывисто обхватил ее за талию, уткнулся, спрятав лицо в складках ее одежды. Она гладила его по волосам, и бессовестное счастье снова высунуло свою мордочку из темной норки и беззастенчиво наслаждалось запахом его волос, теплом его рук, звуком его голоса.
- Нет, душа моя, это еще не боль. Даже те страдания, что обрушились бы на нас, если бы тебя не стало – это всего лишь блеклая тень той боли, которая поселилась бы в сердцах твоих родителей и Сестренки. И я приехала сегодня не потому, что мне стало лучше. Я приехала потому, что испугалась, что все это действительно может случиться. Мне было так страшно. Мне и сейчас еще немного страшно, и все кажется не совсем реальным. Сон не отпускает меня. Он был такой яркий, такой подробный, что казалось, что все происходит на самом деле. Я помню его в мельчайших подробностях. Помню события и имена, встречи и расставания, дома и города. Там было много всего. И счастье, и любовь были тоже. Это безумие, но это правда. И прожив – пусть даже во сне – эту долгую жизнь без тебя, я поняла, что совершенно не хочу, чтобы мое счастье и моя любовь снова прорывались сквозь непроходимую чащу мрака, безысходности и тоски. Поэтому я запинала температуру в пыльный угол, и помчалась, несмотря на озноб. Поэтому я так спешила к тебе сегодня. Я ужасно боялась опоздать. Я не хочу снова жить без тебя. Пусть ты будешь далеко или близко, пусть ты будешь с другой, пусть я никогда не прикоснусь к тебе, не услышу твой голос, лишь бы ты был жив! Лишь бы ты был жив!
Он поднял голову и посмотрел на нее снизу вверх покрасневшими от слез глазами:
- И как ты себе это представляешь?
- Обыкновенно. Мы же можем общаться просто как друзья.
- Ты думаешь?
- Уверена. Тебе так будет даже легче: не нужно выбирать, мучиться и страдать, притворяться и лгать.
- Я тебе не лгал. Иногда не договаривал, но не лгал.
- Неужели? – сверкнула Она глазами, - Давай проверим мой сон. Ты позволишь?
Он пожал плечами. Она освободилась из его объятий и взяла со стола тетрадь без обложки, в которой были записаны его стихи и тексты песен. Уверенно перелистнув несколько страниц, Она ткнула пальцем в текст, рядом с которым стояла, обведенная кружком, дата. Апрель. Те самые дни в преддверии годовщины Праздника.