Страница 71 из 76
— В Госдуму хочу баллотироваться! — съязвил Лев Николаевич, сплевывая на землю очередной серый от пыли плевок. — А то, чую, они скоро там загнуться от дефицита умных людей!
— Тебя туда не возьмут! У тебя рожа человеческая, а туда берут только тех, у кого она немного на задницу смахивает! Так что не надейся и спустись с небес на землю грешную! — прошипел генерал, стискивая ладонями виски.
— А ты не нервничай! — озлился на друга полковник. — Ты начальник базы или кто? Держи себя в руках!
— Ты мне еще расскажи… — начал было очередную фразу Сивушов, но земля под ногами двух офицеров внезапно содрогнулась, как от подземного толчка.
Их взгляды встретились. Все было понятно и без слов. Запрыгнув на головной танк, Степан Никифорович скомандовал, колотя по башне прикладом автомата:
— Заводи шарманку, капитан! Быстро! Майора дам, только рви вперед!
— Не торопись, — ледяным голосом пробормотал Шишков, смотря куда-то вперед. Сивушов глянул на него, а потом медленно повернул голову в ту же сторону, в которую глядел его старый друг.
— Матерь Божья… — только и вырвалось у него.
На перекресток, мимо небольшого завала, под которым танковые орудия похоронили засаду из двух ОМОНовцев, вышло нечто. Повисшая только на жилах правая рука, тянувшиеся за телом мертвеца кишки и развалившаяся на две части от страшного удара голова явно свидетельствовали лишь о двух вещах: Первая — это был сон, и вторая — Дир не справился.
Раздумывать над всем этим у командования не было ни времени, ни желания. Шишков вышел из оцепенения первым, в его руках матово блеснул стволом автомат, а приказ прозвучал довольно буднично и сердито:
— «БРОНЯ» открыть огонь!
Проблема состояла в том, что нейтрализовать одну подобную тварь не составило бы труда. Но за ней начали выползать из-за поворота все новые и новые монстры. Запах гнилого мяса и полуразложившегося тела резанул ноздри бойцам, заставив позавидовать тем, кто в танке. Стрельба продолжалась минут пятнадцать. Мягкие тела, осыпанные трупными пятнами буквально разрывало от попадания в них крупнокалиберных пуль. Во все стороны летели кроваво-бурые ошметки, заливая улицы и стены домов гниющей кровью и мертвым мясом тех несчастных, кои оказались во власти страшного препарата профессора Головачева.
Бесполезность их потуг ударила в голову все тому же Шишкову. Видя, как бодро и уверенно все новые и новые мертвяки переползая через полуразорванные трупы «товарищей» устремляются в атаку, Лев Николаевич что было сил ударил по башне танка прикладом своего автомата, а когда голова командира стального монстра показалась под приподнятым люком, заорал, перекрывая оглушающий грохот стрельбы:
— Давай вперед! Дави эту пакость! Направление помнишь?
Паренек кивнул и люк снова закрылся. Танк взревел моторами и пополз навстречу новым толпам не упокоенных мертвецов.
— Ох, и тактик же ты, дружище! — беззлобно цыкнул на полковника Сивушов, ногой сталкивая старавшегося залезть на броню мертвеца.
— Не хвались, на рать идучи, а хвались… — саркастически пропел Шишков, но вынужден был отвлечься на удар рукой с ножом, которым поверг наземь другого весьма ретивого для своего состояния трупа.
— И тебе того же! — рассмеялся Степан Никифорович.
Дир не помнил, как смог подняться к выходу из лаборатории. Все ступеньки были забрызгано то кровью, то слизью с вырвавшихся в мир кишок, а то и вовсе не пойми чем. Свой рюкзак он все же прихватил, и постарался пройти расстояние до «дверей» быстро, но осторожно.
Петр старался понять себя, но этого ему не удавалось. Каждый шаг был тяжел и необратим. Больше всего, Боровицкий не мог свыкнуться с мыслью, что ему не жаль. Ничего не жаль! Не отца, не лаборатории, не города, не себя самого не жаль. Он свыкся с потерей родителей и своей собственной жизни настолько, что теперь был неотделим от этого своего утверждения. Да, Дир видел своими собственными глазами отца. Он был жив и даже сидел рядом с ним, глядел в глаза сына и разговаривал с ним… А с другой стороны все было как во сне. В другом мире, наполненном монстрами и чудовищами, болью и смертью, безысходностью и печалью. А сейчас, словно, все преобразилось. Страшным осознанием в голову Дира пришло облегчение. Как-будто все страдания и кошмары ушли в прошлое, а душа легка и свободна. Со смертью всех близких к нему, Петру Григорьевичу Боровицкому пришла свобода. С невидимых струн сознания свалился непомерный груз, который давил все эти годы на ветерана спецназа с помощью горькой, но справедливой Совести. И теперь по ступеням, служившим некогда спуском в глубину советской научной мысли, поднимался в реальный мир новый человек. Вернее, обновленный.
Первое, что увидели его глаза была пустая площадь. Заляпанная все той же надоевшей до чертиков кровью, она расстилалась на много метров вокруг, а розовевшее на востоке небо заставило спецназовца вдохнуть утренний, предрассветный воздух в себя полной грудью. На удивление, запах гнили и тления не забил обоняние нестерпимым запахом отвращения. Где-то на границе слышимости разносились над городом треск автоматных очередей, иногда перемежаемых взрывами гранат. Дир еще раз огляделся и медленно подошел к стоявшему неподалеку остову давно сгоревшего БТР-а. Положив на землю вещмешок, Петр уверенно сел на него, ни мало не заботясь о возможности раздавить ампулы с лекарством или же попортить товарный вид иных мелочей, так необходимых в походе. Внезапно, площадь под ним тихонько затряслась. Вибрация нарастала в геометрической прогрессии, но не продлилась и трех минут. Она исчезла так же быстро как и появилась.