Страница 11 из 18
На месте красивого дома с резными наличниками стоял лишь остов русской печи, да головешки. Никодим остановился напротив, одной рукой придерживая коня, а второй почесывая, по обыкновению, затылок. Всюду запах гари, перебивающий все мысли и мешающий сосредоточиться. Тут и там разбросаны вещи, растасканы обгорелые бревна. Пережить пожар – все равно, что начать жизнь с начала, и то, если остался жив. Говорят, что пожар хуже вора – вор хоть стены оставит, а огонь не пощадит ничего. Казалось бы, всего неделю назад ты пил чай с хозяйкой этого дома, а теперь стоишь на улице, в потрясении взирая на остатки того, что нажито непосильным трудом. Невозможно представить, что милой Маши нет, что она в мучениях, страданиях погибла в огне пожарища. Никодим с силой сжал в кулаках уздечку, пытаясь преодолеть душевную боль.
В это время к нему выбежала из соседнего двора глашина дочка и позвала:
– Дядя Никодим! Дядя Никодим! Идемте к нам! Сережа у нас. Все вас зовет… Здравствуйте!
– Здравствуй Фекла! Как он? Плачет?!
– Да, дядя Никодим. Тетю Машу зовет и вас…
Сережа, как только увидел вошедшего Никодима, подбежал, обнял и больше не отпускал до самого отъезда. А то, что его надо забирать с собой, мужчина решил сразу – негоже оставлять у чужих людей.
– А что с Дашей? – спросил Никодим Глафиру.
– Есть небольшой ожог на плече, да половина волос обгорела. Но ничего! Вырастут… Ее забрал к себе в семью Евсей Петрович, слава господи! Мол, и мать, и отец работали на него, настала пора им оплатить, воспитав сироту. А от Сережки отказался, не стал брать… Сказал, что ему не нужен чужой байстрюк, достаточно одной Даши.
– Никодимка, я байстрюк? – спросил мальчик, сидящий на коленях мужчины.
Никодим приобнял Сережу, погладил по голове и сказал:
– Нет, ты – Сережа, Сергей, Сергей Петров сын. Отца твоего звали Петром. Запомни. И ты не останешься один. Не нужны нам никакие купцы. Поедешь со мной в тайгу.
У мальчика загорелись глаза. Он повернул голову, по-взрослому посмотрев в глаза Никодима, спросил:
– Правда?! Ты правда заберешь меня с собой?
– Конечно, сынок. Там есть у нас лошадь Гроза, Чингиз на улице дожидается. Будем жить вместе, не пропадем!
– Не пропадем! – воскликнул Сережа.
Перед отъездом Никодим, взяв Сережу за ручку, пошел в дом отца Владимира, поблагодарить и попрощаться. Протоиерей после пожара расхворался и лежал в постели, не вставая. Доктор, прибывший из Благовещенска, сказал, что отравился дымом. Этого знали и без него, а лучше бы помог. Но нет, сказал: «кушайте побольше фруктов, ягод и молитесь Богу», и был таков.
– Слабость вот в ногах, да сердце колет, – жаловался Никодиму отец Владимир. – Иногда тошнит… Уж третий день так лежу. Но ничего, Бог милостив, не оставит раба своего… Главное, дети живы. Спасены божьею рукой…
– Не хворайте, отец Владимир! А мы с Сереженькой будем молиться за вас! Вот кедровых орешков из тайги привез. Кушайте! Они силы дают…
– Благодарствую! Бог милостив!
– Благословите, батюшка! Нынче мы с Сереженькой уезжаем. Не знаю, свидимся ли?!
– Бог да благословит!
В Благовещенске на имеющиеся средства, не жалея денег, Никодим решил накупить детских вещей, чтобы хватило надолго. Хотя до зимы было еще долго, но теплые вещи тоже не помешают. Когда еще появится возможность приехать в город.
Они остановились у двухэтажного кирпичного здания, украшенного пилястрами, сандриками, рустами и другими архитектурными изысками. Мануфактурный магазин братьев Платоновых на улице Амурской торговал множеством товаров, нужных в хозяйстве.
Нагруженный свертками в одной руке, Сережой – в другой, Никодим столкнулся на выходе с Василием. Тот был, по обыкновению, разодет в яркие одежды: красная рубашка, зеленая черкеска и синие шаровары с желтыми лампасами. Завершали композицию блестящие хромовые сапоги и черная папаха с красным суконным верхом.
– Мое почтение, господин губернский секретарь! – воскликнул Василий, бросив взгляд на петлицы Никодима.
– Здорово, Василий! А ты все в приказчиках у Афанасьева? Или на казацкую службу подался?!
– Бери выше! Ушел я от него. Теперь я представитель торгового дома «Чурин и компания». Вот, нынче уезжаю в Харбин по делам торговли.
– Василий! – сказал с нажимом Никодим. – Скажи, это не твоих рук дело с пожаром в доме Марьи?
– Ты что, Никодим?! – искренне возмутился Василий. – За кого меня принимаешь? Я, может, парень и шебутной, но грех смертоубийства на душу не возьму… Тем более Марью. Я же ее любил.
– От любви до ненависти один шаг…
Василий отвернулся, сделал несколько шагов в сторону, затем решительно вернулся к Никодиму.
– Эх, была не была! Я все равно сюда уже не вернусь – останусь в Харбине.
Торговец приблизился поближе к уху Никодима и зашептал:
– Афанасьева это дело. Я Марью предупреждал, но она не послушалась меня… Не стоило ей ворошить то дело.
– Какое дело? – спросил озадаченно Никодим. – И при чем тут Евсей Петрович? Он же дочь Марьи к себе на воспитание забрал.
– Да потому, что это он убил Михаила. Я это самолично видел. А Марья пригрозила, что пожалуется губернатору. Вот Евсей Петрович и подговорил своих людей ее прибить, а дом поджечь… Афанасьеву все сходит с рук, везде свои люди…
– Ах, вот оно как… А что ж ты молчал? Не заявил, куда следует?!
– Ай, нет! Мне моя жизнь дороже. Ну, прощевайте, господин губернский секретарь! Вы ничего не слышали, а я вам ничего не говорил!
Василий развернулся на каблуках и исчез в глубине магазина. Высокие дубовые двери закрылись за ним, оставив Никодима в глубоких раздумьях.
Глава 2. Беглые каторжане
По расчищенной Никодимом просеке крались трое каторжан. Сбежали они накануне из прииска, убив двоих надзирателей, захватив оружие и спрятанное золото. От погони удалось оторваться, углубившись в тайгу. Золото, намытое на Амуре в течение года и спрятанное в расщелине тремя старателями из числа каторжан, весило примерно полпуда. Однажды они напали золотую жилу с множеством самородков и решили припрятать.
Один из старателей, по прозвищу Сиплый из-за голоса и проваленного носа вследствие сифилиса, был старшим среди них. Старшим был не только по возрасту, но влиянию на остальных. Он-то и задумал комбинацию: прятать понемногу намытое золото в неприметном месте, а при удобном случае сбежать в Китай, захватив груз. В Харбине у него был знакомый ювелир, готовый дать хорошую цену за контрабандный товар.
Второго контрабандиста звали Федор. Он был недалекий малый по уму, чего не скажешь о его неимоверной силе и внешности. Небольшого роста, плотный, но с длинными руками и короткими ногами, напоминал обезьяну. На низкий лоб спадали рыжие волосы, маленькие, близко расположенные глазки смотрели исподлобья. На губах постоянно блуждала глуповатая улыбка. Он был полностью во власти Сиплого и беспрекословно выполнял все его приказы. Обладая физической силой, тем не менее, не умел ее применять с пользой для себя. Словно кукла на ниточках исполнял только то, что говорил ему Сиплый.
Третий их товарищ был себе на уме. Прибился к этим старателям только потому, что стал невольным свидетелем находки ими золотой жилы. Ничего о себе товарищам не рассказывал, лишь однажды обронил, что его зовут Иван. Федора он презирал, а Сиплого сторонился, словно от заразы.
Им надо было выйти к железной дороге. Сиплый – бывалый контрабандист. Многократно путешествовал через границу. Бывало, что и пешком, но чаще – по железке. У него есть одно приметное место, где можно было запрыгнуть в состав. Там дорога делала уклон с поворотом и в этом месте все поезда сбрасывали скорость. При определенной ловкости можно было зацепиться и запрыгнуть в вагон. Чаще всего выбирал товарные составы – их проверяли меньше.
Теперь троица бандитов пробиралась сквозь тайгу к этому месту. Но похоже было, что они немного заплутали во время погони. Хорошо, хоть преследователи не знали, что они с грузом золота. Иначе не дали бы уйти…