Страница 25 из 32
Ветер свистел в ушах, срывал с Йерве жуппон. Хлестали по лицу ветви осин, сосен, рябин и лип, земля комьями бросалась в глаза, звезды пистолетными выстрелами вспыхивали на черном небосводе, сливались в одно перекошенное созвездие под именем Рок.
— Сир, постойте! — кричал Йерве. — Погодите! Отец!
Но крики тонули в ветре, а дюк еще яростнее пришпоривал Ида.
Неизвестно, сколько часов продолжалась бешеная скачка, но ночь все не кончалась, казалось, рассвет не наступит никогда.
Вероятно, Йерве мог бы повернуть назад, воротиться домой, и отец бы одумался и последовал за ним, но то, что влекло Йерве и самого дюка в северный замок, более не подлежало отмене.
Лес сменился равниной, и тысяча брызг вдруг взметнулись в лицо Йерве. Огромная волна поднялась из ниоткуда и окатила его холодной водой с головы до ног.
— Ты в реке! — заорал дюк, не поворачиваясь. — Следуй за мной, гаденыш!
Йерве поспешно вылавировал Василису из бурных вод и больше не выпускал дюка из виду.
По бескрайней равнине протекала тысяча рек, прудов, ручьев и ручейков. Куда ни глянь, — кругом озера, водоемы, торфяные болота, хляби и топи, но дюк уверенно направлял Ида по известным лишь ему одному тропам и тропинкам, огибая водяные омуты. Василиса послушно следовала за Идом.
Рассвет так и не наступил, а перед всадниками выросли три коронованные башни Таузендвассера. При свете полной луны, высоченные и мрачные, вздымались они над глубоким рвом, как заледеневшие морские валы. Две передние башни стояли ровно, а третья, что поодаль, треснула и покосилась, от чего походила на сломанную шею жирафа. Этих тварей Йерве видел на картинках в бестиариях, которые откопал в библиотеке с помощью старого управляющего. Корона на сломанной шее напоминала гнилые зубы старика.
— Опускайте мост, маркграф Фриденсрайх ван дер Шлосс де Гильзе фон Таузендвассер! Ваш сюзерен желает говорить с вами! — задрав голову, прогремел дюк Кейзегал в кромешную пустоту.
Закаркало потревоженное воронье, захлопало крыльями, клочьями черноты закружилось над накренившейся башней. Грянул гром и сухо сверкнула молния, ударив в шею жирафа.
Неразумно было полагать, что кто-нибудь услышит дюка в этом безлюдии, но с протяжным надрывом заскрипели ржавые цепи, и громада моста как будто сама собою перекинулась через ров и легла под ноги всадникам.
Копыта Ида гулко загрохотали по мореному дубу, и копыта Василисы тоже.
Не стал дюк дожидаться, пока отопрут, рубанул двуручным мечом по железным цепям, опоясывающим трехстворчатые ворота. Еще удар — и поддались старые звенья, рассыпались, как жемчужное ожерелье. Двинул дюк каблуком по створу — застонала и распахнулась дверь.
Бросил поводья дюк, соскочил с коня, поправил перчатки и побежал по аллее в левый флигель. Туда, где находился большой зал. Йерве пошел за ним.
Когда-то роскошный сад превратился в кладбище сухих стволов и когтистых ветвей. Чаша мраморного фонтана пошла трещинами. Нимфа, в былые времена державшая на плечах сосуд, проливающий в водоем хрустальную воду из подземного источника, лишилась рук и пустыми глазами глядела в никуда. Разбитый горшок лежал у ее пьедестала. Какая-то рухлядь валялась у поредевших ступеней лестницы, чьи перила были изъедены червями. Две бронзовые гидры о девяти головах, некогда украшавшие парадный вход, покрылись зелеными разводами. Грязные мутные лужи расплывались под когтистыми лапами.
В три скачка одолел дюк ступени, кинулся по мрачным переходам, пустым анфиладам, галереям и коридорам, десятками кишок извивающимися по необъятному нутру старинного замка Таузендвассера, который был запланирован, спроектирован и построен усилиями византийского зодчего Козимира Многорукого. Йерве пришлось ускорить шаг, чтобы не потеряться и не сгинуть навеки в этом лабиринте Рватонима.
Но у дверей большого зала отец резко притормозил, и Йерве налетел на него, уткнувшись носом ему в спину.
Однако дюк, казалось, ничего не заметил. Положил ладони на облупившуюся позолоту, провел пальцами по исчезнувшей росписи, как по женской груди. Опустил гордую голову. Закрыл глаза. Вздохнул глубоко. Поднял гордую голову, и Йерве так и не понял, блестели ли в золотых глазах отца, унаследованных от трансильванских князей, жемайтовских кунигаев, угорских магнатов, галицийских панов, истрийских мореплавателей, римских легионеров, скифских воевод, польских шляхтичей и одного франкского дофина, смертельная ярость, смертельный страх или слезы.
Надавил дюк Кейзегал на створки дверей — те и распахнулись бесшумно, любезно приглашая войти.
— Я ждал вас, мой сюзерен, повелитель Асседо и окрестностей, а также острова Грюневальда, что на Черном море, дюк Кейзегал VIII из рода Уршеоло, сир, ваша милость.
Сказал человек и улыбнулся, блеснув речной галькой зубов.