Йерве из Асседо

— Я доскачу до Таузендвассера сегодня же! — вскричал отдохнувший Йерве. — Не препятствуйте мне, отец мой, ибо вы стоите на пути самого Рока!

Расхохотался приор Евстархий — рог в его руке задрожал, расплескалось вино по белой бороде.

— Дурак ты, мальчик, если думаешь, что року есть до тебя дело, если думаешь, что отцу твоему, Фриденсрайху, проклявшему собственного сына, есть до тебя дело. Дюк Кейзегал твой отец, и только ему есть дело до тебя.

— Сеньор Асседо — предатель и лжец! Он мне не отец!

Выплеснул Йерве содержимое рога в очаг. Зашипело пламя, встревожилось, выпростало красные языки.

— Мальчик, — сказал приор Евстархий, — ничего ты не понимаешь. Ну да и что с тебя возьмешь. Разрази меня гром, если хоть один малец в шестнадцать своих зим хоть что-нибудь понимал. Ну так слушай меня сюда. Я крестил твоего отца. Я учил Фриденсрайха латыни и эллинскому. Я венчал его с Гильдеборгой Прекрасной. Я десятки раз благословлял его оружие. Ничего его никогда не волновало, кроме собственной персоны. Твой отец, Фрид-Красавец, жив. Шестнадцать зим жив, с тех пор, как ты впервые закричал. Он мог найти тебя, если бы тоска по родной кровинушке шевельнулась в его ледяной душе. Никто бы ему не помешал, ни соседи, ни дюк Кейзегал. Думаешь, не мечтал дюк о том, что его добрый друг и верный соратник опомнится однажды? Отрезвеет? Раскроет свое заржавевшее сердце? Мечтал, еще как мечтал! Но заперся Фрид в своем замке, обозленный на pок, и никто его с тех пор не видел. Не нужен ты ему, сынок.

— Откуда вы знаете? — воскликнул Йерве, похожий на отца своего как две капли киршвассера.

— Факты говорят сами за себя, — веско заметил приор. — Только по поступкам может человек судить человека. Искал он тебя или нет?

— Не искал.

— Ну и квод эрат демонстрандум.

— Не демонстрандум! — вскричал Йерве. — Что за люди населяют Асседо, если судят человека по одному-единственному поступку, совершенному в порыве отчаяния?

— Шестнадцать зим прошло, мальчик, — снова напомнил приор. — Не один поступок, а шестнадцать зим ежедневного выбора.

— Ничего вы не понимаете, отец мой, и не желаете понять. Он страдает. Он болен. Может быть, он не в силах… Может быть, он потерял рассудок, может быть, слуги держат его взаперти, может быть, он…

— Ну, ну, что еще ты себе навоображал?

— Он боится дюка!

Приор Евстархий снова прыснул.

— Фрид боится Кейзегала? Не смеши меня, мальчик. Я расскажу тебе о делах давно минувших дней. Вечно спорили маркграф и дюк, кто из них храбрее, удачливее и выносливее. Сказал Кейзегал, что убьет медведя голыми руками. Нашел в снегах медведя и задушил. Но Фрид завел в ловушку недавно родившую медведицу, у которой похитил медвежат, и задушил ее. Сказал Кейзегал, что спрыгнет с самого высокого утеса на берегах Аквоназула. Залез на утес и спрыгнул в Черное море. А Фрид, взобравшись на утес, спрыгнул не в воду, а на землю. Жив остался, потому что провалился в болото. Господь его хранил. А Кейзегал вытащил. Сказал Кейзегал, что сразит константинопольцев. Убил шестерых, а Фрид — семерых. Сказал Кейзегал, что победит на турнире в Аскалоне, но не победил. Победа была за Фридом, и прекрасная Гильдеборга отдала ему свое сердце и руку. И тогда сказал Кейзегал, что засунет руки в огонь и будет держать их там, пока Фрид не закричит. Засунул руки в пламя. Но Фрид не закричал. Выдернул руки Кейзегал, когда кожа совсем сгорела. Долго я его потом лечил. Долго потом Кейзегал заново обучался фехтованию. Да так и не обрел прежних навыков. В бою с тех пор предпочитает меч. Это он так саблей размахивает, для виду и устрашения. Не Фрид боится Кейзегала, а Кейзегал боится Фрида.

Сказал приор и обмер. Нездешние глаза Йерве походили на две геенны, готовые сжечь приора Евстархия вместе с колпаком и рогом.

— Нет… нет… не может быть!

— Чем дальше в степь, тем толще сарацины, — ухнул приор. — Самое страшное, мальчик, не родителей потерять, а жизнь узнать. Такой, какая она есть. И нет у нее ответов, сколько ни спрашивай.

— Но как…

Не успел Йерве задать следующий вопрос, как затрещала дверь, обрушилась с грохотом, и в проем влетел владыка Асседо.

— Вот ты где, негодник! — вскричал дюк и ринулся к Йерве.

Сжал в объятиях, зацеловал глаза, ударил по лицу, швырнул оземь.

— Святая Троица! — заголосил приор. — Ты сломал мою дверь, Кейзегал Безрассудный! Я думал, ты навсегда излечился от этого прозвища!