Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 94 из 100

Нападение остановилось. Ни жрецы, ни Стражи не могли заставить себя сделать и шага, глядя на открывшийся перед ними ужас. Лицо воина искривилось в жутком оскале и длинные клыки найя блеснули навстречу наступающим. Его парные мечи, заговорённые мечи Стража остались где-то на Изнай. Но, вспоминая их острые клинки, из его пальцев протянулся десяток стальных лезвий, отдалённо похожих на когти найев. Жрица тоже жалела, что у неё нет оружия. Впрочем, она плавно повела рукой по воздуху и, казалось, прямо из воздуха извлекла длинный воронёной стали меч, изогнутый наподобие серпа. А ещё были крылья. За спинами обоих беглецов ярким чистым светом вспыхнули абсолютно чёрные огромные крылья.

 

Мастер Знаний остолбенел, белый, как одеяния Стража. Он не понимал, как такое может происходить.

Мастер Войны не очень привык понимать. Перед ним был враг, и он выполнял приказ. Он направил свою волю на отряд Стражей, и те ринулись с места, забыв про страх, готовые растереть врага в порошок.

 

Они бились. Увидев, что Стражи пришли в движение, Жрецы тоже взяли себя в руки. И теперь им приходилось биться и с теми, и с другими, уворачиваясь от ядовитых шипов и клыков, отбивая гибельные святые клинки. Они вертелись в центре этой дьявольской бури, измождённые, теряя все больше крови, в не утихающей ярости своей сея смерть. И вот, оставшиеся жрецы воздели руки к небу, обращаясь за помощью в Изнай, а из портала уже бежал на них второй отряд Святых Стражей, чтобы заменить павших товарищей.

Они дрались, сражались за свою единую жизнь руками и ногами, когтями, зубами, крыльями. Они забывали, кто они и где находятся, осталась только эта клокочущая битва вокруг них.

Поняв, что так просто их не уничтожить, обе стороны решили прибегнуть к крайним мерам. Весь Конклав Фарайна, во главе с Архонтом, нанёс по ним удар. Тайные и сам Император направили свою силу и ненависть, чтобы поразить чересчур живучих беглецов. Две силы прошли через порталы, две силы прошли через отряды Стражей и Жрецов. Две силы ударили по близнецам, сминая их в кровавую кашу, выдавливая до последней капли жизни, стремясь разорвать их души в клочья.

Израненные, окровавленные, стояли они посреди поля спина к спине, не падая только потому, что опирались друг на друга и поддерживали друг друга. Одежда и крылья висели клочьями. Меч и лезвия были поломаны. В них почти не осталось жизни. С хрипом и бульканием тяжело поднималась и опускалась их грудь. И сердца уже почти не могли справиться с кровью, сильно перемешанной с убивающим их ядом. Они ничего не могли. Они просто стояли и смотрели. И когда последний вздох одновременно покинул их уста, серые глаза молодых душ утратили выражение, но остались открытыми.

Мёртвые, они стояли и смотрели. И из глубины их глаз начинал разгораться невыносимо яркий свет, становящийся всё ярче, охватывающий, пронзающий, испепеляющий всё вокруг. Языки пламени вырвались из их тел… И в этот момент Мастер Войны почувствовал, что смотрит в бездну. И Ярра рядом нет.

 

Когда всё было кончено, невидимый щит исчез. Они смогли приземлиться на планете, но это уже было ни к чему. В поле было пусто. Только лежали два тела. Пустые оболочки, разбитые сосуды.





Ярр опустился на колени рядом с ними и плакал, беззвучно выплёвывая душившие его рыдания. С неба медленно опускались белые хлопья. Это был не снег. Это был пепел.

 

Когда близнецы умерли, освободившаяся сила вырвалась за границы их тел, расплескавшись по планете, и сожгла всё, что попалось ей на пути: тела, Стражей, Жрецов. Никто не уцелел.

Дойдя до распахнутых порталов, обратной волной от общего удара хлынула она на Фарайн и Изнай. Все Жрецы, Стражи, маги обоих планет лишились своих сил, снесённые этой волной. Силы их больше не восстановились, многие из них сошли с ума в тот момент, или позже, поняв, что не смогут вернуть утраченное могущество. Архонт умер в ту же минуту, как его настигла волна. Император Изнай надолго впал в спячку, из которой вышел бы через пару циклов, но его убили во сне, когда начался переворот. Впрочем, на Фарайне мир продержался немного дольше. Ярр никогда больше не возвращался на родную планету. Звёздные драконы вскоре покинули систему вовсе, отправившись к другим звёздам с новым вожаком, молодым, золотистым и зеленоглазым.

Так начался закат двух Империй, споривших за власть над системой друг с другом и с Высшими. Теперь от них не осталось и следа. Хотя при большом желании в астероидных осколках можно узнать частички их планет. Такие разные в прошлом, все они теперь перемешаны и почти неотличимы, носятся по системе и витают в астероидных поясах. И, наверное, к лучшему, что о их жителях больше никто не вспоминает, оставляя право на память о тех временах лишь кошмарным снам.

7

Её дом стоял на самом краю деревни. Он в очередной раз попытался отряхнуть дорожную пыль со своей одежды, пригладил волосы и, наконец, решился постучать. Как и всегда, дверь ему открыла девушка, красивее которой не может быть на свете. Она приветливо улыбалась ему, а в её глазах тонули звёзды и солнце, не в силах выдержать её внутреннего света.

Воздух пах горечью поздней осени. Казалось, что осень неимоверно устала от яркого полыхания листопада и только и ждёт, когда, похрустывая первыми заморозками, подкрадется зима и обнимет за плечи. Хотя и знает, что будет потом, когда зима навалится всей тяжестью, обернёт глухим покрывалом, укроет, утянет в белое безмолвие мёртвой земли. И не угадать, встанешь ли с весенней оттепелью, прорастешь ли, пробьёшься ли к солнцу и тёплому небу зелёными листьями, или чёрной скорбной могилой сухих ветвей будешь ждать первых гроз, чтобы рухнуть в их вое и грохоте и преть потом, всё глубже врастая в чёрную грудь земли.

Он шагнул в дом, закрывая дверь перед холодящим лицо ветром.

 

Это была самая обычная история. Давным-давно случилась она под этим небом и скоро стёрлась из памяти людей. Такие истории происходят чуть ли не каждый день, и трудно поверить, что именно ею заинтересовался гуляющий под этим небом ветер. Он бережно сохранил её в своём дыхании и не забывал о ней ни на секунду, ища того, кому он мог бы нашептать её на грани между сном и явью. И кто мог бы записать её, не отбросив как фантазию и не посчитав просто сном.