Страница 90 из 100
Селия тоже любовалась драконом и размышляла, насколько быстро такое чудное творение привлечёт внимание Фара. Но додумать ей не дали.
Поднялся ветер. Казалось, что он дул со всех сторон сразу. Порывы ветра толкали попеременно то в спину, то в грудь, так что с трудом удавалось устоять на ногах. Море под утесом вспухло тёмными валами, на спинах которых белели барашки пены. Горизонт закрыла гряда чёрных грозовых туч, а перед ними раскручивались гигантские воронки, упиравшиеся в темнеющее небо. Со стороны города послышался гром — молнии били из безоблачного неба прямо в верхушки крыш и башни крепостной стены. Пыль поднималась по всему пустырю, скручиваясь в смерчи, в сердцевинах которых вспыхивали молнии, прорезая разом потемневший пейзаж холодными голубоватыми сполохами. Внезапно ветер стих, остался только один смерч, крутившийся неподалеку от них. Он светился ровным, всё разгорающимся светом, совершенно не похожим на сверкание молний. А когда очертания смерча потерялись в лучах ярчайшего сияния, прямо из его сердцевины на пустырь шагнул мужчина. Он был огромен, в два человеческих роста, и широк в плечах, но при этом строен. По мере того, как он подходил ближе, его тело уменьшалось, приобретая человеческие размеры. И, когда он подошёл к застывшему в изумлении Яру, то выглядел как просто высокий человек в тёмно-синих одеждах.
Светлые волосы ореолом вились вокруг его высокого лба и закручивались кольцами короткой бороды, его глаза сияли чистым голубым цветом даже в эти предзакатные минуты. Это был Фар. Ему не было нужды представляться. Даже если бы Ярр был не в курсе, кого хотела привлечь Селия при помощи дракона, он вспомнил бы дворцовые фрески, на которых не раз видел изображения этого мужчины.
Фар внимательно осматривал дракона. Дрожащую от нетерпения Высшую он игнорировал, как и Яра. Впрочем, у Яра возникло чувство, что гость знал о нём абсолютно всё и, таким образом, он был просто частью общей картины Фарайна, в отличие от дракона.
— Он не должен быть здесь, — наконец сказал Фар. И голос его зазвучал такой силой, что, казалось должен был быть слышен в любом уголке планеты, хотя и говорил он тихо. А ещё этот голос будил память Яра, оживляя в ней те проклятые дни, когда его измученное существо подвергалось изменениям в лаборатории. Сквозь боль и чудовищные мучения, вспомнил он, услышал он этот голос впервые, и именно его звуки вырвали его из мрака, оставив жить и переплавили его сущность, связав её с ветром. Сомнений быть не могло, ведь теперь каждая клеточка его тела откликалась на звуки этого голоса и вторила им.
Наверное, в тот момент ему полагалось испугаться. Он стоял перед Высшим, даровавшим ему жизнь, наделившим его силой ветра. И именно при помощи этой силы вылупился дракончик, который не должен был родиться на этой планете. Ему следовало бы впасть в панику в ожидании кары, но страха не было. Его и не могло быть. Ярр ощущал, как воля Высшего пронизывала всё его существо. Это благодаря ей он дышал, ходил, жил. И чтобы лишить его этой жизни, Высшему достаточно было бы одной мысли. Тогда бы его существование прекратилась, и, распавшись на мельчайшие частицы, его тело разлетелось бы по разным уголкам Вселенной, чтобы стать там частью новой материи и новой жизни. Само это мироощущение было несовместимо со страхом, как не может капля бояться океана, в котором она рождена и плавает, зная, что однажды улетит с облаком, чтобы после снова вернуться в океан, уже изменённой.
— Он здесь, чтобы ты вернулся, — ответила Селия. Красивая, она стала ослепительно прекрасной. Казалось, вся возможная красота планеты слилась в ней, светясь изнутри и маня прикоснуться к этой совершенной форме.
Но Фар оставался спокоен и недвижим. Он покинул эту планету много-много циклов назад. Он ушёл дальше, охладев к этому участку мироздания, хотя и уделял ему иногда своё внимание. Он знал Селию в те времена, когда они только начинали творить мир на Фарайне, когда всё было иным. Но он изменился, а Селия осталась прежней, и его новое существо не могло вернуться назад, а она же не могла принять это, не могла понять, как можно покинуть то, что было когда-то предметом таких трудов и заботы.
Ярр не мог объяснить, откуда это было ему известно. Просто, тогда как Селия оставалась для него такой же, как обычные люди, каким-то непостижимым для себя образом, он мог знать то, что чувствует или знает Высший. Не всё, небольшую часть, но сопереживание это было поразительно глубоким и ярким.
Фар покачал головой и положил могучую руку на плечо своему протеже.
— Пригляди за драконом, Яррус, и уведи его с этой планеты, — прозвучали его слова.
Внутри рыжего всё перевернулось. Ему показалось, что его имя громом прогремело над пустырем, впервые за многие годы, произнесённое полностью. Оно отдавалось эхом в его сознании, срывая давно закрытые двери, освобождая то, что было рождено несвободным. Всё это время, каждый день он ощущал себя стеной с брешью, тоненькой щёлочкой, из которой понемногу сочилась сила ветра. И, хотя здесь его начали называть Владыкой ветра, он чувствовал, что то, чем он время от времени пользуется — это крохи, маленькие частицы того несоизмеримо большего могущества, к которому ему никогда не хватало мужества повернуться лицом. Он боялся не совладать с этой чудовищной силой, потерять себя, выгореть изнутри, как выгорали те, кто вместе с ним были подопытными. Но сейчас от прикосновения Фара, от звуков имени, произнесенного его голосом, стена исчезла, и сила ветра поглотила его полностью. Каждый атом его существа наполнился и задышал ею, продолжая звучать в унисон с голосом Высшего. Впервые его жизнь исполнилась смысла, и смысл этот был огромен, он охватывал всё мироздание, проникая дыханием жизни во все миры и системы. Он стал ветром, даже чем-то большим, чем сам ветер. Стихия осуществилась в нём, подчиняясь его управлению, его воле.