Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 250 из 252

— Да уж как-нибудь без шорт не растолстею, — улыбнулась она. Лицо мамы Ника посветлело, казалось, тревожные мысли оставили её.

— Ты — мать вокалиста и музыканта, возможно, лучшего в России. Кому ещё такие шорты носить? — не унимался талантливый сын.

— Рано этот вокалист зазнался, тем более он ещё не получил диплом. — Мать щёлкнула по носу любимого задаваку.

— Тёть Алла Николаевна, переодевайтесь, пожалуйста, мама клёвое платьице вам подобрала, вам пойдёт, у вас размеры одинаковые. У нас ещё два концерта в клубе, а то фаны не простят. Надо бы и вам поприсутствовать.

— Ха, ещё скажи спеть. — Глаза Аллы Николаевны так сверкнули, что затмили морщины на лице.

— Было бы здорово! — рассмеялся Тим. — У вас и внешность форматная.

Николай взял мать за руку и представил воображаемой публике:

— Алла Задорожная — новая солистка. Дебют. — Он рассмеялся и добавил: — будешь дедков дразнить завтра!

— Ой, болтун. Современным дедкам девочек подавай в мини, а не бабушку четырёх внуков.

— Мамуль — ты самая красивая и классная, настоящая. Ни одна девочка с тобой не сравнится, а если ты мой подарок наденешь… — Ник вдохновенно руками и глазами изобразил что будет, если… И мать сдалась.

— Ладно, я померяю. Где?

Алла скрылась на втором этаже, вспорхнув по деревянной лестнице, одна половица скрипнула, напоминая о почтенном своём возрасте, а сыночки переглянулись. Ник бросил вилку и взволнованным шёпотом обратился к другу:

— Ну как?.. Как мне сказать?





— Да прямо скажи, — ответил Тим ослабленным баритоном. — Чего ты хвост поджал? Всё равно откроется сегодня же.

— Не-а, надо плавно. Подготовить. А то ещё в обморок…

— Ага, а если они сейчас в дверь постучат, то что? У тебя дефибриллятор в кармане есть?

Старые половицы скрипнули одна за другой, сапожки из чёрной замши пробежали по стёртым от тысячи шагов доскам. Седая, как зима, женщина в чёрном платье с затянутом на до сих пор девичьей талии поясом гладкой кожи вышла на самый добрый в мире суд — суд сыновней любви. Роза, вытканная шёлком на плече, алела кровью.

Тимур в мгновенье ока проглотил кусок холодца и вытаращил глаза, а Ник подскочил к ней и присел на колено, словно мушкетёр без шпаги.

— Мадам, свою новую балладу я посвящаю вам. — Поставленный в Гнесинке драматический тенор вырвался из груди и заполнил дачную гостиную. — Я мог превратить тебя в дерево, я мог превратить тебя в зарево, но я превратил тебя в птицу своею волшебной рукой.

Алла Николаевна играла королеву, как в юности на студенческих вечерах, в чёрном платье с грубой шнуровкой на груди, спадающими рукавами и расклешённой юбкой у колен. Роль птицы показалась ей слишком трагичной, а баллада очень печальной.

— Сынок, такая грустная история, — сказала она, отдышавшись от танца, в который её увлёк Ник. — Конечно, очень, очень красиво, но разве можно в день рождения дарить человеку не радость и веселье, а трагедию и боль?

— Человеку надо дарить искусство, прежде всего. А балладу эту пап Лев не случайно корешу своему минскому посвятил. У него трагическая love story была в молодости, перекликается с нашей «птицей». Он тоже свою любимую в птицу превратил, только точкой отсчёта стала не измена, а первая их встреча. Она, бедная, не жила, а летала вокруг него. Полетает, полетает, посидит на плече, с руки поест — и опять в небо… Стало ей невмоготу, и просится она в люди, о жизни человеческой затосковала, а колдун твердит ей: «Нет и нет». Однажды всё-таки согласился, но не успел — птицу охотники подстрелили, враги рода человеческого. Долго он не в себе был, а потом как-то закрутила жизнь. И хотя и женился, а по птушке своей тоскует. Мам Лена говорит, что он герой. Подруга погибла — он лет десять ни на одну тёлку не залез… ой, в смысле, заглядывал.

— Ты сам-то определился, залез или заглядывал? — нахмурила брови мать. — И, боже мой, ты символист какой-то, ничего не понять. Тёлки-метёлки, враги, охотники… Ну и лексикон, — отмахнулась она, морщины собрались на лбу. — Тимур, смилуйся, растолкуй, что за love story? Только без поэтических образов.

— О, это матушка моя любит рассказывать, у неё душевно получается. Завтра сама, и просить не надо, с подробностями изложит, — пробасил Тим и осёкся, по лицу мамы Ника пробежала тень. — Ну ладно, я попробую, коротенечко, только самую суть, — смутился он и вздохнул. — Короче, именинник наш в молодости мутил с одной бабой, просто жить без неё не мог, но и семью не бросал, хотя жена и, типа того, на стакане иногда сидела. Ну, всякие там дела, лирика. То, сё… — Тим несколько раз выразительно раскинул пальцы и опять сжал в кулаки, а мама Ника замерла, лицо её начало приобретать фарфоровую бледность. — Короче, их джип подбил чувак на «Газели», типа с перепоя... Говорили, что он нагнулся за оброненным червонцем, ну и вдарил по джипу с папиным корешем и его птицей. Ой, в смысле, с бабой его. И вот папин кореш ничего, даже царапины не было, а подругу его из салона вышибло, прямо на дорогу... — Тим подскочил на стуле. — Так и распяло на бетоне.