Страница 252 из 252
— Ничего не понимаю. Кто-нибудь что-нибудь объяснит? — уже с раздражением выдала женщина-зима, и роза, выбитая на плече её платья, вспыхнула на мгновение.
— Алла Николаевна, я объясню, только спокойно. — Тим принял вид здорового взрослого мужика. — Ваш сын отыскал вашего друга в США, законнектился и пригласил в гости, хотел преподнести вам сюрприз в день рождения. — Тим перевёл дух. — Но американский друг, по неизвестным нам причинам, прибыл в Москву ранее оговорённых сроков, а именно вчера. Мы погуляли. Погуляли. — Тим руками изобразил просторы златоглавой. — А в три ночи встали и поехали в Минск, по известным причинам. Американские гости вызвались проследовать с нами. Они… он планирует остановиться в Минске надолго, до вашего торжества. При подъезде к деревне Кленовка, а именно на повороте, американский гость изъявил желание выйти из автомобиля и продолжить путь пешком, по опять же неизвестным нам причинам.
Ник обхватил плечи матери и углубил повествование:
— Тима, подожди. Мамуль, по известным причинам. Алекс загорелся на кладбище попасть, поклониться могилам родственников, твоим могилам. Дочери показать. К озеру тоже. Пройтись по местам детства. Он же здесь вырос. Сердце у него защемило, было видно по всему.
— Стоп! — отстранилась от сына женщина-зима. — Александр Дятловский в Беларуси. Он пошёл на наше кладбище. Так? — Раненое сознание Аллы с трудом уловило главную мысль всего сказанного.
— Ну да. Дорогу знает. Скоро вернётся, — подтвердил сын.
На слове «да» Алла сорвалась с места и не чуя ног унеслась по знакомой дороге на старый погост. Замшевые сапожки брезгливо сбрасывали влажный песок с бархатных боков, рваный подол расклешённого платья оголил девичьи колени, которые ничуть не испортили года, и развевался, как пиратский флаг на ветру.
Женщина-зима повернула время вспять и летела навстречу воскресшей молодости, чтобы за несколько мгновений пережить всё заново, заглянуть в зеркало вечности и найти отражение любви, подаренной ей семьёй Дятловских много лет назад.
II
Переспелое солнце октября день ото дня норовит закатиться в ночь всё раньше и раньше, и нет ему дела, что холод подкрадывается к живым существам, обласканным летним теплом, и крадёт у них энергию. Но сегодня, с самого утра, небесное светило подтрунивает над осенью и заливает летним светом и ощетинившийся лес, и профессорскую дачу, и старый погост, откуда вышли, держась за руки, два человека и пустились по дороге из песка. Одна из них — девушка, нескладная, ещё подросток, в бесцветных джинсах и белой ветровке, и под стать её недетскому росту — высокий мужчина, лет сорока, тоже в бесцветных джинсах. Закатными глазами солнце уставилось на незнакомцев и розовит их платиновые волосы. Кажется, что девушка и её провожатый настолько увлечены друг другом, что не замечают — сумерки сегодня задержались.
Ступать по дороге из песка не всегда приятно, особенно если ноги не в ботах, а в новых коротеньких сапожках. Особенно если ноги прослужили тебе, хоть и безупречно, не ломаясь, не вздуваясь венами, уже почти шестьдесят лет и только что пробежали со скоростью молодой газели не менее километра, а то и двух. А потому сейчас уже женщина-зима волочёт ноги по песку, а они требуют покоя, но разгорячённое сердце отбивает ритм, вынуждая их подстраиваться под каждый свой удар. Она почти у цели, но так измотана, так дышит порывами, что второе дыхание не открывается.
Её остановила сила пронзительного взгляда. Этой силой обладал только один из ныне здравствующих землян, сын любимой подруги. Алька! Наверное, именно таким был Николай Николаевич в сорок лет, когда влюбился в Катерину Аркадьевну, когда успешный сценарий его жизни сгорел в распалённом огне страсти.
Алька оставил свою спутницу, длинные тонкие ноги которой, казалось, утопают в песке, и рванул навстречу Алле. Он, повзрослевший Алька или помолодевший профессор Дятловский — Алле всё равно, — размахивает руками и кричит, но она не понимает ни слова, в ушах медными молоточками стучит пульс. Даже хруст колёс, увязающих в песке, даже вздохи подползающего со спины старого джипа она не слышит…